За что Эд любил именно эту гостиницу? За то, что её хозяин - человек настолько флегматичным и ко всему привычный, что, заявись он даже не в крови и со свертком с братом, а с ампутированной рукой и мешком трупов, этот старичок только вежливо бы поинтересовался, вызвали ли уже скорую и не отправить посыльного на кладбище. Причём даже улыбку не уберёт. Говорят, у него и какое-то мафиозное семейство в полном составе собралось - а ему всё ни по чём. Золотой человек, хотя обычно Эда это немного не мало раздражало, но нередко и его спасало. Вот и сейчас: вскользь оглядев внешний вид Элриков, кого другого бы заставивший спать в глубокий шок, он только кивнул и сразу протянул постоянному клиенту ключ от его номера, таки алхимик тут уже давно останавливается.
Подцепив ключик с морщинистой ладони, Элрик устало, но всё же благодарно улыбнулся и кивнул старичку, который в ответ лишь пожал плечами, дескать, всё для вас за ваши деньги.
В коридоре было светло и пусто: разумеется, все туристы давно разбежались глядеть на вечерний Централ, а здешние уже спят после трудного рабочего дня. Правда, алхимику пришлось чуть прищуриться: после тёмной, мало освещённой улицы гостиница казалась чрезмерно яркой. Побыстрее дойдя до своего номера, Эдвард неуклюже отпер дверь и толкнул её ногой. Внутри (ожидаемо) было тёмно, но парень не торопился включать свет. Сначала он просто вдохнул запах - какой-никакой, пусть и временный, но всё же дом. Правда, затем он понял, что у него опять от усталости дрожат руки (одна вдобавок ещё и позвякивает), поэтому Эд почти подбежал к кровати и аккуратно, но быстро положил на неё брата. Потянулся до хруста в косточках, а затем развернул брата, как последнюю шаурму подарок на праздник; затем, памятуя о его восприимчивости к холоду, мгновенно переложил его под мягкое одеяло. С удивлением юноша понял, что не хотел отпускать закутанного Альфонса вовсе не из-за добрый чувств, а потому, что он был в сладостном, невероятном, манящем одеяле...
Но ему пока не надо спать. Для начала, надо вымыть голову - и так три дня уже прошло, лишь бы кровь вымылась, а то кто ж её знает, может быть, её теперь только стрижкой вылечить предстоит.
Отогнав неприятные мысли, юноша на скорую руку разделся и бросил куртку и штаны на кресло - их-то уже точно не спасти, только алхимией разве что, но ему сейчас не до того, да и силёнок не хватит.
Ванная встретила его холодным, чуть синеватым светом, отражённым от белого кафеля. Элрик остановился на пару секунд, а затем, сняв с себя последний остававшийся на нем предмет одежды, залез в душ. Холодная вода ударился по уставшим мышцам, и Эд простоял так, просто наслаждаясь ощущением бегущих по телу струек воды, не меньше пяти минут, объясняя такую ленность себе тем, что он якобы давал волосам отмокнуть. Затем, вспомнив всё же о цели прихода, как следует вымыл голову. Невероятно удивился, что всё-таки кровь смылась, потому как надежда была уже потеряна.
В итоге, вся эта процедура заняла минут десять от силы - и вот Эд уже выходит в темноту их небольшого номера, вытирая волосы белым, фирменным полотенцем этой гостиницы. За окном то и дело проезжают машины: как-никак, оживлённая улица в конце дня. Фары иногда светили в окна (всё же, номер на первом этаже), освещая его жёлтым светом; над городом же посверкивала луна, добавляя свой белый, расслабленный свет.
Идиллия. Впервые - спокойная, неторопливая идиллия наступила в жизни Эда. И ничего ему не надо, ни-че-го больше.
Правда, живот тут же сие опроверг: ещё как надо! Ел-то ты в последний раз половину половины бутерброда, так что сначала наполняешь меня, а потом уже наслаждаешься новоприобретённой счастливой жизнью после смерти. Чёрт, как точно сказано. И не зря какая-то там религия твердила про загробный мир: юноша - живое подтверждение всей этой чепухе.
Тьфу, Эд, ты сбился с мысли. Ты хотел есть, и хватит пороть всякую религиозную чушь.
Элрик кивнул этому короткому мысленному разговору с самим собой и повернулся к кровати. Под ней, чудеснейшим предметом всего Централа, обретался чемодан, а в чемодане когда-то, кажется, лежали какие-то припасы. Выдвинув и отперев его, юноша, переворошив одежду, бинты и мелкие важности, обнаружил полпачки уже чёрствого печенья, медленно умирающий бутерброд и какой-то фрукт - вроде, груша. Не густо, это правда, тем более, что бутер был сразу же отброшен куда подальше. Плод тоже выглядел как-то подозрительно, так что юноша решил оставить его на потом - мало ли, вдруг червивый. Пришлось есть печенье, делать-то больше было нечего.
Впрочем, еле-еле съев три штуке, Эд понял, что намучился достаточно, ибо желудок перестал гудеть - то ли в обморок от шока упал - его же такой дрянью накормили! - то ли реально наелся, пусть и дрянью. Так или иначе, теперь Эдвард вполне мог отправиться в больницу, отнести туда Альфа...
Ага, конечно. Мечтай-мечтай. Юноша понял, что у него слипаются глаза; поднявшись же обнаружил, что его "слегка" качает. В таком состоянии он никуда не дойдёт, тем более в такую темень, тем более с Альфом.
- Ну, три дня жив, потерпит и до завтра... - пробурчал Эд, а затем упал на ложе рядом с братом. Последнее, что он различил перед тем, как дрёма его накрыла окончательно и бесповоротно, была головка братца.
Как в детстве.
Уже посапывая, Эд перевернулся на спину и устроил руку на животе - просто по привычке.

То, что сейчас происходило на улицах Дублиса назвать нельзя было никак иначе, кроме как "из крайности в крайность". Теперь Изуми уже сама себя корила за то, что помчалась навстречу бедняжке-химере, хотя, конечно, никакая химера не являлась бедняжкой, но... Теперь эта ситуация выглядела еще и потешно. Наверно химера считает, что ее окружают полнейшие идиоты. Ладно то эти юнцы, но я то, эх, печаль-беда, - Кертис вздохнула и покачала головой, проведя ладонью по лицу. Позор. Позор на ее седую голову.
- Думаю, это уже неважно, как ее зовут, так как ее нельзя оставлять в живых!
Еще один громкий хлопок по лицу. Отлично. Идеально. Теперь, когда Изуми, плюнув на все свои моральные правила, таки пожалела химеру, этот светловолосый мальчуган решил пристрелить ее. Изуми молча вскинула голову кверху и грустно посмотрела на небо. Эй, Истина, что за чертовщина тут творится? Может поможешь? Живое создание спасаем, как-никак. Но небо все так же голубело и молчало. Кажется Истине плевать хотелось на все это дело, либо он наблюдал за таким цирком, успев запастись едой, ибо такое зрелище длится будет долго. Ну, по крайней мере Изуми сделала бы тоже самое, если бы была местным божком.
Ладно-ладно, успокоимся... Представим, что все в порядке! Рядом со мной нет говорящей химеры, нет двух оболтусов, мой таз все еще цел, и никто не хотел проделать в нем дырки... Ай, ладно, зачем я себя убеждаю, в конце концов эта дурная компания никуда не денется. Ее, как дырку в тазе, алхимией не заделаешь.
Хотя конечно можно было бы устроить тут небольшую встряску земли и сбежать в темноту (какая темнота, светло на дворе), громко хохоча, однако Кертис тут же откинула этот план. Он, конечно, пригодный, но не в том она возрасте, чтобы такое устраивать. Вот было бы ей лет... лет... столько же, сколько и ее ученику Элрику-старшему (язык не повернулся назвать его "Стальной Креветкой, как сделал это кто-то в баре, хотя Кертис оценила сей неимоверно тонкий юмор (такой тонкий, что шутник получил по морде тазом, этим же самым, кстати)). Ну так вот. Было бы ей столько же, сколько и Эдушке, она могла бы с легкостью такое провернуть.
- Так. Всем замолчать, - женщина грозно сверкнула глазами, показывая, что тем, кто ее сейчас не послушает, будет очень больно. - Итак, сейчас мы все имели честь лицезреть эту химеру, которая так и не успела нам представиться из-за одного светловолосого товарища, - такой тонкий намек, аж ужас. - Сейчас все мы дружно затыкаемся, берем эту химеру и тащим ее куда-нибудь в больничку. Не потому что "собачку жалко", а потому что вы, два балбеса, сначала подумайте, что Са... Эта химера может привести нас к ее хозяину. Быть может, он государственный алхимик. А как говорящих сирен получают? Верно - из человека и животного. Так что мы можем обличить одну военную псину, - Изуми одним лишь взглядом дала химере понять, что если она не знает своего создателя, то лучше молчать. Потом вдвоем разберутся, не при этих мальчишках.

Вообще, Ал всегда любил наводить панику без повода: вот всегда так было. Поэтому, не удивительно, что и сейчас он умудрился за минуту-две, пока Эдвард нес его в комнату, надумать самых страшных версий того, что же произойдет дальше. Ах, сколько трагизма в них было! Но ни процентик не оправдался: напротив! Альфонсо даже запаниковать по третьему кругу не успел, как вдруг оказался в теплой постели. По телу пробежала неприятная дрожь, а глаза жутко заболели. Но не от того, что Элрику захотелось спать. Нет, просто его тельце, судя по всему, очень любило болеть по поводу и без от малейших перемен в обстановке. Видать, тут сказалась резкая смена яркого света и кромешной темноты.
Сейчас ничего не было видно и Альфонсо понятия не имел, где же Эдвард (а тот уже и ушел из комнаты). Ал старался дышать как можно тише: неподалеку слышался какой-то шум. Пожалуй, слишком тихий и отдаленный, но это был единственный источник звука... Хотя, нет! Вон, за окном залаяла собака. Затем послышалась чья-та ругань. Еще шум... Теперь, из-за этого, разобрать какие-либо звуки здесь было практически нереально. Тем более, что сердце начало вдруг колотиться. А еще и мысли эти, не самые радужные, надо бы сказать, тоже дело свое делали. Отчего-то, страх не проходил. Такая тихая и почти не ощутимая паника: словно пантера, тихо и незаметно крадущаяся мимо растений, чтобы, когда наступит время, вцепиться жертве в глотку. Что будет, когда это произойдет? Вряд ли что-то существенное: по крайней мере, Эдвард уж точно этого не заметит.
И сдерживать дыхание слишком долго не получилось: совсем скоро Элрик сорвался на обрывистый и шумный вдох и выдох. С явной опаской он старался успокоить себя, мол, раз раньше больно не делал, то и сейчас ничего не сделает, верно?.. Ох, какая же слабая отмазка! И не подействовала ни черта.
И тут случилось нечто почти невозможное и, одновременно, невообразимо глупое: Альфонсо допустил мысль о том, что его братика уже убили. Сердце екнуло, а в голове пробежал просто целый табун "Нет", заправленный в формулу геометрической прогрессии.
Этого же не может быть... Зачем тогда его живым держат? Ведь в этом нет смысла!
Логичные мысли, но они не действовали. Альфонсо метался между "Это всё не правда" и "Почему я тогда до сих пор его не видел?". Метался. Когда мысли перескакивали на второй вариант, Ал усердно пытался переключиться на что-то иное: на поездку, вспомнить, что же произошло раньше, черт, что угодно, лишь бы не думать об этом!
И тут вернулся он. Дверь открылась и у Ала перехватило дыхание от ужаса. Слабый свет с улицы освещал силуэт вошедшего: это был огромный и мощный человек. Его шаги были такими тяжелыми, что Альфонсо затаил дыхание от шока - каким же весом надо обладать, чтобы так громко ходить!
Но незнакомец не обращал на Альфонсо никакого внимания. На момент, Ал даже подумал, что о нем забыли. Разумеется, это было бы прекрасно, но... Это не могло было быть правдой.
Эдвард копошился в своем чемодане, чтобы не помереть с голоду, а Элрик вновь и вновь прокручивал в голове все виды орудий пыток, какие он только знал. Алхимик младший уже давно покрылся холодной испариной, а сейчас и вовсе начал дрожать. Вероятно, организм Элрика счет такую сильную дрожь за движение, и в наказание заставил мышцы - плечевые и спинные - побаливать, как после часовой тренировки.
И тут Эдвард поднялся, оказавшись очень и очень близко с кроватью. Альфонсо с ужасом смотрел на его застывшую фигуру - почему он ничего не делает, почему он просто стоит?.. Думает, как лучше убить или еще что?..
Но ни то, ни другое. Эдвард вдруг завалился на кровать. Право, Альфонсо бы точно сейчас взвизгнул от страха, будь у него такая возможность! Эд тихо и мирно засопел, а Ал сжался, словно выжатая половая тряпка. Он вслушивался в дыхание брата, осторожно и с опаской наблюдая за каждым его движением. Разумеется, Эдвард не двигался: он ведь устал и сейчас спал без задних ног. Но лунный свет сыграл свое дело: своими лучами он резво и весело вырисовывал тени на силуэте алхимика старшего. И Алу было этого достаточно, чтобы подумать, что его "мучитель" двигается.
Нет, Альфонсо сегодня точно не уснет. Во-первых, он выспался в поезде. А во-вторых: это так опасно! Стоит закрыть глаза - и этот человек тут же воткнет нож в глотку! И не важно, что до этого он даже не ударил! Он - страшный и злой, и он точно сделал больно братику!
Альфонсо точно знал это. Так подсказывал его животный страх в совокупности с бурной детской фантазией.

Эд, мягко говоря, совсем запутался и одновременно что-то понял. Странное сочетание, ничего не скажешь, - по крайней мере, юноша такое ни разу не испытывал. Чудовищные ощущения. Для начала, Альф не ответил - и это было не просто странно, а чрезмерно странно! А заодно и невероятно. Всё же, специально вопрос сформулировал так, чтобы ответить можно кивком головы... А он взял - и отвернулся. А Эдвард мог сделать из этого только один вывод: брат его действительно боится.
А почему он боится?
Этот вопрос крутился в голове Эда, устраивая там настоящий кавардак. Словно ураган, он прошёлся по всем полочкам эдушкиного мозга - начиная с мыслей о возможностях алхимии и заканчивая уверенностью в собственном здравом уме и трезвой памяти. Потому что Ал, по мнению алхимика старшего, просто не мог его бояться. Не-мог. Два слова. Без первого второе становится немыслимым и несущетсвующим.
Впрочем, как оказалось, достаточно реальным, чтобы Эд шокированно замолчал. Нет, он не любил самообман, поэтому не собирался придумывать себе отмазки на тему "на самом деле это у тебя глюки спросонок, иди поспи, ибо утро вечера мудренее" (хотя очень хотелось себе такое сказать, развернуться и ткнуться носом в подушку, мгновенно отрубившись) - факт остаётся фактом, и это, к сожалению, не лечится.
Теперь Эда волновало совсем другое. Два вопроса, которые теперь торжественным маршем вышагивали по его разгромленной головушке: почему брат его боится и как это исправить. Ни тот, ни другой вопрос явно не дождутся на себя ответа, по крайней мере, в ближайшее время...
Должно быть, Эд слишком сильно задумался. Хотя, может, и ненадолго. "Очнулся" он от того, что кровать еле заметно тряслась. Подняв взгляд на Альфа, Элрик старший остранённо подумал, что "еле" тут только из-за того, что брат ослаблен. Потому что иначе, наверно, тряслась бы не то что кровать - вся комната. По крайней мере, на данный момент Эд представлял себе способности Ала именно так. Потому что человек, переступивший через твёрдое эдово "не мог" точно всемогущ. Даже если в силу обстоятельств переступил, а не нарочно.
Угу-угу, в силу обстоятельств, конечно... Он его, значит, три дня на себе носил, жертвовал ради него едой, а он - боится. Чёрт, как бы неприятно это не звучало, но Элрик даже немного обиделся на Альфа - совсем чуть-чуть. Капля в море по сравнению с удивлением... и страхом.
Что могло случиться, чтобы он меня боялся?
А вот чёрт его знает. Уж чёрт-то точно знает. Элрик часто обзывал Истину чёртом, потому как на бога он походил лишь очень отдалённо. И вот уж он-то точно ему рассказал бы, что он с ним сделал... Ха-ха, конечно, рассказал бы. Мечтай, Стальной, мечтай.
А Ал уже и перестал трястись. Эд сфокусировал на нём взгляд... И окончательно и бесповоротно удостоверился, что если не мир и не Альф, то уж он-то точно свихнулся. Потому что теперь брат смотрел на него и плакал, тихонько всхлипывая. Причём смотрел он на него напрямую впервые, неожиданно понял Элрик. Полный конец обеда.
Эд смотрел на него секунды три, не меньше: неотрывно, чуть задумчиво и очень удивлённо. Так смотрят прохожие, когда им всучивают в руки пистолет и отдают полиции: с одной стороны, хочется орать и вырываться, а с другой ты настолько очумел от происходящего, что и пальцем пошевелить не можешь. Тем не менее, спустя пару секунд тело Эда взяло себя в руки (именно тело, потому что разум явно не собирался соединять усилия с материальной половиной). Он осторожно, как в поезде - почти не дотрагиваясь - погладил Альфа по волосам, а потом не выдержал.
Аккуратно, но быстро, алхимик старший прижал к себе миниатюрную тушку братца, крепко-крепко, но всё же так, чтобы ему не было больно. Даже специально проверил, чтобы протезированная рука особенно не сжималась - а то мало ли... Он уткнулся носом в волосы, быстро вдыхая и медленно выдыхая воздух - будто не хотел отпускать запах волос Ала. А он был такой знакомый... С одной стороны - свежескошенной пшеницы, как у самого Эда, а с другой - тёплым молоком и почему-то свитером, как у мамы.
Да, Эд окончательно запутался в причинно-следственных связях. И именно поэтому понёс такую чушь, что фыркнул бы сам на себя, соображай получше.
- Альф, ну зачем ты плачешь?.. Тебе не надо плакать, и так обезвоживание уже есть, тем более, я тут есть, так что всё хорошо, да-да... - такая откровенная чепуха. Если Ал его боялся - а он совершенно точно его боялся - то это его должно было не успокоить, а только ещё больше напугать.
А Эда она наоборот, немного успокоила. Вернее, звучание своего голоса убедило его, что можно временно отключить мозг. Ну происходит тут всякий невероятный и невозможный бред, ну сошёл мир с ума - что нового-то? Надо просто взять и подождать чуть-чуть. Тогда всё либо вернётся на круги своя, либо...
Либо станет настолько плохо, что мозг включать уже больше и не понадобится.
Самое забавное - алхимик старший и сам не знал, что ему бы хотелось больше. Конкретно сейчас мысль о том, что он свихнулся, даже успокаивала. Раз крыша поехала именно у него - значит, с братцем всё в порядке.
О том, что будет, если это всё окажется правдой, Элрик благоразумно особо не задумывался.

Что же происходит?..
Пожалуй, единственный точно сформулированный вопрос из того необъятного множества «зачем» и «почему» что крутились сейчас в голове алхимика младшего. А вопросов было действительно много: Элрик ведь ни разу не попадал в такие ситуации, ни разу не слышал, чтобы кто-то переживал подобное, и что самое страшное и животрепещущее: сейчас рядом с ним не было братика. Эдвард... Он бы уже придумал, что делать в такой ситуации. Но его тут нет.  Брата рядом не было. Элрик младший изо всех сил отталкивал и забивал другими мыслями самое гнусное предположение по поводу того, что же случилось с Эдом. Но эта мысль... Была в разы сильнее остальных. Проявлялась в самый ненужный момент, заставляя Ала раз за разом прокручивать в голове воспоминания о его последнем прибывании рядом с братиком. Как сейчас.
С одной стороны, Альф в какой-то степени даже успокоился: ведь ему удалось перебороть свое желание поесть. Главное, что это получилось — остальное пустяки! Правда, данная радость довольно быстро улетучилась: ведь живот то и дело начинал болезненно ныть, что было весьма и весьма неприятно. Такое чувство, будто желудок наизнанку выворачивают. Такая неприятная и острая боль — начала появляться часто, пожалуй, с каждым стуком сердца. И каждый раз к горлу подступает тошнотворный ком, от которого начинает голова идти кругом. И вновь и вновь! Альфонсо зажмурился — очень больно, хотелось заныть, закричать, черт, что угодно, лишь бы заглушить эти ощущения! Довольно быстро Элрик ощутил, как его глаза стали мокрыми от слез. Грудь тяжело поднималась и опускалась под неимоверно тяжелым и теплым одеялом. А в голове бардак: месиво из тех плачевных воспоминаний.
Удивительно однако, как же стало тут тихо: ведь Эдвард не издавал ни звука, вероятно, обдумывал что-то. Очень тихо. Слабый и еле различимый шум за окном казался Альфонсо лишь плодом его воображения. Слишком непривычно было слышать тишину именно тут, рядом с ним.
Надо было немедля успокоиться. Сейчас есть дела куда важнее, нежели желание поесть!
«Он... Он так резко перестал говорить — а вдруг... Вдруг он разозлился? Из-за того, что я так... Так вот поступил? Я же раньше так не делал... Вдруг он...»
Элрик совершенно не знал, что ему ожидать от своего спасителя: ведь Альф даже не знал, кто  он. Вдруг, и впрямь разозлится?.. Ведь Ал отказался от его «доброты», что раньше никогда не происходило.
- Бра-ат... -
«Что он такое говорит?.. - Элрик невольно открыл глаза — по левой щеке потекла маленькая дорожка из слез, - Почему опять?.. Это ведь не правда. Мой братик... Эд... Он сейчас... Братик... Почему, прости меня... Почему он так говорит?..»
- А ты... Эээ... Боишься меня?
И сердце вновь болезненно кольнуло — Альфонсо чувствовал, как трясется от невидимого рыдания его маленькая тушка. Нечто похожее Ал чувствовал когда давным-давно братик его очень сильно обидел. Ух, и слез же было... Вот, когда мама начала Альфонсо успокаивать, вот именно это ощущение и было: что слез, вроде бы, и нет, а тело трясется от всхлипов. Вот как сейчас. Только... Проблема иная совсем. И слезы эти были вовсе не из-за боли от голода. Если бы! Нет, было совсем иное — Ал оказался в тупике. Его душу будто порвали на куски, Элрик был загнан в угол и он не знал, что делать и о чем думать. Что же это всё означает... Ал не знал. Единственный, кто мог хоть что-то сказать — это этот человек. Но как сказать, когда, и будет ли это возможно... Вдруг нет и Ала убьют раньше. Или, что еще хуже, он никогда уже не сможет двигаться и говорить. Не хотелось даже думать об этом... Почему же этот человек говорит такую ерунду?.. Почему, зачем? И почему его голос... Нет, просто, зачем он такое говорит?
Альфонсо осторожно повернул голову в сторону своего спасителя: в этот момент он хорошо почувствовал, как же холодно стало его левой щеке. Ведь она была мокрая от слез.
Хоть Ал и посмотрел в сторону брата, увидел он немного — лишь ноги, да живот. Смысл тогда было поворачивать голову?.. Ведь для Альфонсо это было тяжело. Что же, надо делать то, что нужно. Чтобы не зря пропали старания. Пора! Надо увидеть, кто же он.
«Но чем мне это поможет?.. Чем? Даже, если увижу — что изменится?» Разумеется, Альфонсо изо всех сил старался отговорить самого себя от этой затеи: хотя, сам не знал, почему. Что такого он боялся увидеть.
Просто так надо.
Никто же еще не умирал от того, что просто посмотрел на человека, верно?..
Эх, слабое утешение.
Сердце забилось чаще. Куда чаще. И Элрик всё еще дрожал от невидимых всхлипов. Надо просто поднять взгляд — всего-то! - а у Ала уже паника. Вновь слезы на глазах. Но так надо. И, собрав всю волю в кулак, Элрик осторожно поднял взгляд на лицо своего мучителя. В ярком свету было плохо видно, пришлось сильно постараться, чтобы разглядеть получше, но...
«Этого же не может быть...»
Дорожка слез потекла теперь и по правой щеке. Внутри Альфонсо всё сжалось. Теперь он больше ничего не понимал. Хотелось закричать, ударить себя чем-то по голове, что угодно, лишь бы очнуться! Но как назло, Альфонсо прекрасно осознавал, что всё это — реальность. Хотя, черт подери, так не хотелось признавать это...
Ведь этот маньяк — он был похож на Эда.. Один в один. И это были вовсе не галлюцинации из-за тоски по брату. Это была реальность. Невозможная явь. Такая болезненная и давящая. Как же не хотелось ее принимать! Было лишь желание вновь спрятать глаза, зарыть себя в мнимых оправданиях и вновь грезить о безопасности брата. Но уже невозможно. Взгляд так и зацепился за его лицо. Слезы набегали и набегали: внутри Ал чувствовал, насколько же он беспомощен. И физически и морально: его логику, реальность, жизнь — всё порвали на кусочки, выдав блюдце с некой альтернативой, где не было и доли от прежней жизни. Всё это было так смешно... И так больно одновременно.

Блондин тряхнул пистолетом, что заставило серую дёрнуться и слегка рыкнуть. Глаза были направлены на дуло и никуда больше. В любой момент Сахи была готова рвануть в сторону, хотя понимала, что с такого расстояния она совершенно точно получит пулю в лоб и даже лапу поднять не успеет, но всё равно она была готова. Такое дурацкое упрямство.
Боевой дамочке заметно надоела данная ситуация и она наконец-то подала голос. Ухо дёрнулось в её сторону, но Сахи продолжала смотреть на оружие. Слова женщины её немного успокоили. Кажется, она и вправду поверила химере, и неважно полностью или нет. Но когда речь дошла до создателя серой, Сахи уже было открыла рот, чтобы сказать о том, что случилось с лабораторией, но взгляд женщины сразу же заставил собаку его закрыть.
Парень же опустил пистолет, и Сахи заметно расслабилась, хотя доля недоверия и ожидания того, что это был лишь отвлекающий манёвр, и при малейшей возможности парень снова вскинет оружие и выстрелит, у неё осталось, поэтому серая поспешила занять позицию как можно ближе к женщине: уж в неё-то он точно побоится попасть.
А тем временем все единогласно решили отправиться в больницу и тащить Сахи с собой, дабы ей жизненно необходимо доказать всем, что она неопасна, иначе - хана. Нелёгкие у химер будни. Сходила за хлебушком, называется.
- Зашибись вообще... - буркнула Сахи в ответ на всеобщее решение и нервно дёрнула хвостом-обрубком.
- Интересно, каким образом он собирается проверять не опасна ли я? - взглянув на вспыльчивого блондина, подумала серая и, хмыкнув, добавила, - но свою долю моих когтей в мягком месте ты у меня получишь как-нибудь. Даже не сомневайся.