Сидя в кресле, Генрих задумчиво глядел на письмо, которое держал в руках. Несмотря на ранний час, за окном уже совсем рассвело, а король был выбрит и одет. На нем был неизменный черный костюм, сдержанный и строгий, пришедший на смену ярким богатым одеждам, которые Генрих любил в молодости. Больше не было дорогих вычурных украшений, только звезда Ордена Святого Духа на голубой ленте. Рядом на столе лежала черная шляпа с высокой тульей, которую он снял после ухода секретаря. Волосы короля, когда-то густые и темные, совсем поседели, но не от старости – ему было 35 лет – а от тяжелых испытаний и постоянной борьбы, которую он вел с собственными подданными. Один против всех – так теперь должен был звучать девиз короля. Когда-то он был весел и беспечен, ровно как и женщина, о которой говорилось в письме…
Генрих плохо помнил супругу своего брата Франциска, но знал точно одно: это была прекрасная и гордая женщина, волю которой не удалось сломить даже Елизавете Тюдор. Мария Стюарт когда-то блистала при французском дворе, теперь же она томилась в заключении в холодном, овеваемом всеми ветрами замке Шеффилд.
Вот уже много лет Генрих вел с ней переписку. Он искренне сочувствовал королеве, претерпевшей столько страданий, и также неподдельно восхищался ее мужеством, хотя осуждал ее безрассудство. Поглощенный проблемами внутри собственного королевства, он не забывал о Марии. Кроме того, не только его заботила ее судьба: Филипп II также проявлял заинтересованность. Франции не нужен был союз Испании и Шотландии, пусть теперь его возможность таяла день ото дня.
В письме, которое так приковало внимание короля, сообщалось о том, что был раскрыт заговор против Елизаветы, в который была вовлечена Мария Шотландская. Доказательством послужила ее переписка с Энтони Бабингтоном, организатором этого действа, целью которого было освободить Марию и убить Елизавету. Судьба всех участников, кроме Стюарт, была предрешена, но вот что делать с королевой? В письме говорилось, что Англию сотрясают слухи о том, будто Елизавета хочет казнить кузину.
Предать смерти помазанницу Божью – это было уже слишком. Ранее король Франции делал все возможное, чтобы освободить Марию, теперь же ему предстояло убедить англичанку отказаться от этого рокового шага.  Однако когда и кому удавалось хоть в чем-то убедить эту женщину? Его послы в этом точно не преуспели.
Генрих отложил письмо. Надо было все обдумать. Он встал из-за стола, надел шляпу и вышел из кабинета.

***

Он не стал рассказывать Екатерине о том, что происходит в Англии – королева-мать вскоре сама все узнает. К тому же Медичи недолюбливала Стюарт с незапамятных времен, так что обсуждать с ней сейчас судьбу Марии Генрих не захотел. Проведя с матерью полчаса, он покинул ее, ничем не выдав своей озабоченности. Когда он выходил из ее покоев, то в приемной столкнулся с молодой женщиной, встрече с которой он был всегда рад.
- Мадам де Шатовиллан, - на лице монарха появилась благожелательная улыбка. – Очень рад вас видеть, сударыня. – Внезапно Генрих ощутил потребность поговорить с графиней, которая давно заслужила его доверие, и которую он уже много лет считал своей доброй подругой. – Я думаю, матушка не станет возражать, если я вас украду на четверть часа. Я хочу вам кое-что показать…

Генрих де Валуа

В то утро королева-мать отправила Анну с неизменным поручением справиться о самочувствии своего царственного сына и узнать его планы на сегодняшний день, хотя это поручение было лишь поводом любящей матери разузнать о любимом сыне, ибо день, равно, как и неделя Генриха, уже были известны, поскольку государь уже некоторое количество лет придерживался давно установленного порядка: по понедельникам проходит Деловой совет, после Генрих принимает просителей, по вторникам - вновь Совет, а затем Генрих любил посетить какой-либо монастырь или навестить одного из своих друзей; по средам - Узкий совет и вновь прием посетителей; по четвергам - Совет, а после верховая езда или игра в мяч, вечером - неизменный бал;по пятницам - Узкий совет и прогулка; по субботам Генрих принимает прошения без личной аудиенции; в воскресенье - вновь верховая езда или игра в мяч, а после ужина - бал. Этот строгий распорядок нарушался лишь тогда, когда государь внезапно предавался приступу мистицизма и весь Двор отбывал покаяние вместе с ним. Изменения в этом распорядке  происходили также и в дни охот, которые в последнее время, впрочем, были весьма редки.
Анна, в ожидании появления государя, пребывала в глубокой задумчивости и лишь нервные движения её тонких пальцев выдавали то, что думы её были тревожны. Несмотря на то, что ныне м-ль д'Атри была замужней дамой, сочетавшись браком 11 февраля 1580 года с итальянским финансистом Адьяцетти, которому был вскоре пожалован графский титул вместе с поместьем Шатовиллан, дабы брак не выглядел столь неприкрытым мезальянсом, ибо сама Анна была дочерью герцога д'Атри,  молодая женщина чувствовала, что её жизнь по прежнему неразрывно связана с домом Валуа, которому она была бесконечно преданна. После того как её свадьба была пышно отпразднована при Дворе, новоиспеченная графиня де Шатовиллан пожелала остаться при особе королевы-матери и, как и прежде, служить своими скромными силами царствующему дому. Её супруг вовсе не возражал против этого по двум причинам: во-первых он был давно влюблен в Анну, а во-вторых понимал, что ему, несомненно за его финансовые услуги, оказанные Короне, доставили большую честь, позволив породниться с представительницей знатного неаполитанского рода.
...Анна думала о Генрихе, буквально ощущая, как над ним «сгущаются тучи». Конечно, в то время еще никто  не помышлял всерьез о бунте против короля…но в воздухе уже витал дух неповиновения. В такие минуты молодая женщина проклинала свой пол за то, что он не дает ей возможности напрямую сразиться с врагами Генриха. Увы, чем еще могла помочь своему государю слабая женщина, кроме как пристально наблюдать за теми, кто приближается к трону и говорить о своих предчувствиях и догадках? …Она закрыла глаза: после приема, данного государем накануне, перед её мысленным взором мелькало множество лиц…особенно запомнилось надменное лицо герцога де Гиза и злобный взгляд хромоножки Монпансье, его сестрицы, которую Генрих  в свое время соблазнил, а затем отверг.
«Ах, Генрике, - подумала Анна, невольно назвав государя так ,как называл его лишь  шут Шико, - как ты был неосторожен: обиженная женщина – страшный зверь…»
От этих невеселых дум молодую женщину внезапно отвлек давно знакомый бархатистый голос. Графиня резко обернулась и с радостной улыбкой склонилась в почтительном реверансе, тихо ответив:
-Вы окажете мне большую честь, Ваше Величество.

Анна д'Аквавива

Летнее жаркое утро у Этьена на редкость задалось! Его  господин только-только перестав носить на перевязи травмированную конем руку, словно наверстывал все те развлечения, что вынужден был пропустить из-за ушиба. Сейчас граф собираясь на охоту с новой стаей мастифов, купленных недавно его приятелем Дампьером, критически оглядел свой охотничий костюм и заметив на нем пятна от сырой земли, осенней прелой листвы, молодого вина и еще чего-то не поддающегося определению, зашвырнул  штаны прямо в лоснящуюся физиономию Этьена:
- Черт бы тебя побрал, бездельник! Почему ты не привел в порядок эти тряпки?! Носи их теперь сам! А мне быстро неси, что-нибудь из нового платья!
Слуга не упустив своего счастья, размеется, тут же прибрал поношенный, но тем не менее когда-то  роскошный терракотовый бархат.
Как только Клермон отбыл, избавив Этьена от необходимости постоянно быть поблизости, камердинер тут же решил с толком использовать неожиданный выходной. Для начала парень постарался натянуть на себя графские штаны. Надо сказать, что фасон буфами помог юноше. И обтянув пышный, как у женщины зад камердинера, штаны налезли на  его чресла. Но вот сойтись там, где полувеком ранее носили гульфик,  порты никак не могли. Поэтому нашему щеголю пришлось взять иголку с ниткой и не только переставить крючки, на которые застегивались штаны, но и вшить спереди заплату из черного бархата. Из материала полученного от господина ранее, примерно при таких же обстоятельствах. Теперь штаны были вполне приличны с виду, хотя обтягивали юношу куда как сильнее, нежели  предполагалось изначально, учитывая их фасон. Тем не менее парень искренне уверился, что вид у него истинно герцогский. И его не испортят ни  грубые нитяные чулки, ни  рубаха  из дешевого полотна. Зато все это великолепие венчалось не сходящимся на пузе жилетом,  который Лефевр лично смастерил из колета своего месье,  отданного ему ранее. Медный перстень со стеклянным "сапфиром" венчал образ "настоящего герцога"!
Вырядившись таким образом, Этьен, стараясь не попасться на глаза Жерому, тихо выскользнул из дома, направив свои стопы в трактир "Лис и пулярка". Лефевр твердо решив поразвлечься по королевски. Разумеется в той мере, как сам парень понимал королевские развлечения.

Этьен Лефевр

Желание увидеть под глазом Анжу фингал первое время очень соблазнительно согревало изнутри, придавая все большего рвения в строительстве защитного вала и снарядов-снежков. Франсуа по началу даже не чувствовал холода и, не смотря на первоначальное отвращение к подобному времяпрепровождению, ему даже стало нравиться. Но впрочем, это продолжалось не очень долго. Чем дольше длилась эта снежная забава, тем больше его покидало было поселившиеся внутри воодушевление. Весь соблазн от задумки испортить безупречно красивое лицо этого дамского любимца – его старшего брата и наследника – куда-то очень быстро испарился. Теперь куда больше хотелось совсем иного. Младший принц вернулся к своему первому желанию, как только было решено отправляться: вот бы найти повод, чтобы оставить «дорогих» братьев и кузена дурачиться без него. Но, увы, едва ли можно было что-то придумать, и Франциск продолжал делать вид, что весьма увлечен этой королевской прихотью.
В снежной войне сложилось так, что он оказался на стороне Гиза, впрочем ему было все равно. Гиз так Гиз. Уж лучше быть на его стороне, чем стоять бок о бок с невыносимо самовлюбленным Анжуйским или со своим вторым бездарным старшем братцем, что носил корону на своей голове. Поэтому участливо кивнул герцогу Лотарингскому и придвинулся немного ближе, спасаясь от снежков, которые один за другим летели в его сторону, посланные рукой то ли Карла, то ли Генриха.
Реакция братца на имя английской королевы доставила наслаждение Франсуа. Не часто увидишь его с такой физиономией. Стоило продлить себе это удовольствие.
-Но вы, дорогой брат, наверняка для Ее Величества королевы Елизаветы все равно самый первый в списке женихов, ведь не каждый, кого прочат ей в мужья, может сравниться с вами,  -  не упустил возможности подтрунить над Анжуйским герцог Алансонский, присоединившись к Гизу теперь не только в «сражении», но и в словесной перепалке.
–  Так что, скорее всего, вы будете намного удачливее тех остальных, а мы будем скучать, куда вы нас покинете ради нее, - и с этими словами в брата запустил очередной снежок тот, которого все та же рыжеволосая Бесс однажды назовет своим «французским лягушонком», когда он уже сам окажется на месте ее очередного жениха.

Франсуа де Валуа