Ирие перевёл рассеянный взгляд, содержащий в себе одновременно неловкость, признание собственной вины и значительную долю благодарности, на Десятого Вонголу. На секунду сжав пальцами подлокотники и тут же расслабив их, рыжий сложил руки в замок на животе и сполз по спинке кресла сантиметров на пять вниз, так, что даже внимательный наблюдатель, не посвящённый в особенности организма Шоичи, вряд ли предположил бы что-то помимо смены положения на более удобное и расслабленное, однако от взглядов друзей это навряд ли могло укрыться. С возрастом ему удалось только научиться не демонстрировать приступы нервической боли в животе окружающим, но не избавиться от неё.

— Именно так. Принцип неопределённости Гейзенберга, — ответил Ирие, тут же спешно поправляя очки, хотя в этом и не было никакой необходимости, чтобы справиться со смущением оттого, что сбился на научную терминологию. Тсунаёши-кун из тех людей, которые в таких случаях из вежливости не подают виду, что не понимают, о чём им говорят, но именно поэтому тему квантовой механики пока что стоит обойти стороной. — Ах... Это совсем ничего не объясняет, да? Но Гокудера может поручиться за мои слова. — Шоичи перевёл сосредоточенный, а потому уже почти спокойный взгляд на Хранителя Урагана. Каких бы эмоций он не испытывал насчёт горячего итальянского темперамента и взглядов этого человека, обращаясь к подрывнику как к коллеге, Ирие не мог не вкладывать в свои слова заслуженную долю искреннего уважения, и это чувство помогло изрядно сбросить напряжение, вспомнив о том, что, как бы там ни было, Гокудера — его товарищ и Семья, с которым следует, по крайней мере, считаться и мириться. Иначе всё остальное не будет иметь никакого смысла.
— После того, как я закончу, если физическая или информационная целостность системы нарушится, у вас в руках будет не более, чем простой ящик, — заверил рыжий, не без доли гордости за свою работу и работу своих коллег.
Он ожидал от Урагана продолжение вопроса насчёт квантового принципа, и, честно сказать, был бы рад перейти на эту тему. Однако услышанное заставило его замереть на пару мгновений странной ошарашенной лицом статуей.
"А?"
Предплечья резко легли обратно на подлокотники, а пальцы и спина напряглись так, словно он собрался вновь подскочить, но не нашёл в себе сил. Взгляд невольно упал на серверную стойку, стоявшую аккурат за плечом Гокудеры, заставив снова замереть. Нет, конечно, он не мог ничего знать. Но, если бы только Ураган был способен считывать данные, только поглядев на диск, чего он, к счастью, не был в состоянии сделать, даже если бы обернулся по направлению взора Ирие, каковы были бы его слова? Вероятно, все его слова выражались бы в тротиловом эквиваленте. Вот только...
— Я понимаю, о чём ты. — Тихо проговорил рыжий.
И понимает лучше, чем это звучит. Слишком короткая логическая цепочка, и слишком привычная, повторённая много раз с тех пор, как десять лет назад они вернулись из будущего. Вот только именно поэтому он всё равно неправ.
Почему за десять лет Гокудера заявил, что не доверяет ему, только сейчас, когда половина сети главного штаба построена и оптимизирована им лично, как и сотни других вещей и заданий, и до сих пор ни одно из них не давало поводов усомниться в его надёжности или компетентности? Потому что дело не столько в самом Ирие — всё как всегда упирается в Бьякурана, и десять лет спустя. Что ж, он не один такой, и можно понять беспокойство правой руки босса Вонголы, но... Но, честно сказать, от него он этого не ожидал.
Он никогда не считал, что даже среди Хранителей Вонголы все разделяют позицию Тсунаёши на этот счёт, но теперь, когда им действительно больше всего нужны союзники, отказаться от Бьякурана, свалить всё на него и упрекнуть в ненадёжности членов собственной семьи только за то, что те от него не отреклись? Насколько параноиком нужно быть? И что Гокудера вообще знает, чтобы так судить? Последние дни из тех, других десяти лет, что Шоичи был другом Джессо, сухие отчёты Альянса и CEDEF, да предрассудки? Не больше, чем все. Да, там, в другом будущем, всем пришлось несладко, но кому как не Ирие это знать?

Брови и веки медленно приопустились, губы едва заметно дрогнули, возвращая перехваченное дыхание, будто рыжий вполне физически проглотил свою обиду. Но в глазах цвета бутылочного стекла, отделённых от собеседников тонкими пластмассовыми линзами очков, на мгновение блеснул призрак стального холодка взгляда командующего базой Мелоне — именно того, что когда-то приводил босса семьи Мильфиоре в восторг, прорастающий на складах океанами белых анемонов, но сейчас обозначавший лишь то, что этот вопрос он не забудет, но продолжать ссору, особенно при Саваде, не собирается.
Что бы сделал тот человек — его давно забытая, но не выброшенная маска — на месте правой руки Босса? Ирие не нужно было думать, чтобы ответить на этот вопрос. Даже самые преданные сторонники, натыкаясь на конфликт интересов, перестают быть таковыми. Поручить создание системы безопасности лично Джаннини, отстранив их со Спаннером от последнего этапа работы — вот очевидный и рациональный выход. Как руководитель, Шоичи одобрил бы такое решение. Как подчинённый, предложил бы его первым, поскольку и сам понимал, что, даже если слова эти были сказаны из одного "наезда", назвать их абсолютно безосновательными нельзя — он некомпетентен и может совершить ошибку. Но только может, а Гокудера уже совершает её.
Десятое поколение Вонголы — это не Мильфиоре. Их методы всегда были иными. Заключить временный союз, держа за спиной нож наготове? Подозревать всех и каждого в возможном предательстве? Это не война. Да, мафия — не клуб по интересам, да и они сами — уже давно не подростки, плечи которых не могут понять и принять большей ответственности, чем жизни близких друзей, и для которых нет ничего важнее слепой веры и решимости, но разве не этим всегда были сильны эти ребята, разве не этим они гордились? Когда в том, несбывшемся будущем Vongola Famiglia, сильнейшая из семей, не справилась, эти подростки победили. Ему всегда казалось, что именно Хранитель Урагана должен понимать это, как никто другой. Неужели все они настолько устали?

Выпутав из медно-рыжих волос дужки оправы, молодой человек снял очки, просто чтобы на раз разорвать зрительный контакт.
— Да, я могу рассуждать не трезво, потому что заинтересован лично в том, что сейчас происходит, — проговорил Ирие, стараясь сохранить спокойствие, однако зелёные глаза его, раньше, чем рыжий сформулировал остальную часть ответа, зрачки которых почти перестали подрагивать, загорелись решимостью дать отпор Гокудере и всем несчастным параноикам в его лице.
— Но разве один я? И разве это не правильно? Бьякуран нарушил союзнические обязательства, это так, но он остаётся нашим товарищем. И ты сам знаешь, что из этого важнее. Если отказываешься верить ему и мне, поверь своему боссу, — Ирие перевёл взгляд на Небо, ища в нём поддержки, — Нам что, не хватает настоящих врагов?
Уж кто-то, а Бьякуран им не враг, и Савада был одним из первых, кто встал на его сторону. Врагом Джессо упорно считает Альянс. И эти самые "обязательства" — ничто иное, как поводок, который на него нацепили из страха, что будущее повторится. Сколько раз с тех пор Бьякуран подтвердил, что этим страхам больше нет причин? И с каких щей Вонгола, сильнейшая из семей, боится разгневать Альянс своим несогласием? Если бы это было так, если бы он не верил всё ещё в Тсунаёши, Шоичи бы подал в отставку ещё месяц назад, несмотря на неосторожность такого поступка (Не кажется ли смешным говорить об осторожности, имея в виду человека, который некогда едва не сломал время, увлечённо экспериментируя с Десятилетней Базукой?) и всю ответственность, которую несёт как инженер научного отдела.
— Я всегда придерживался одной и той же стороны — мира. Как и Вонгола. Это — причина, по которой я нахожусь здесь сейчас, — отрезал Шоичи, делая акцент на последней фразе и усилием воли сдерживая сбивающийся голос.

Конечно, он сто раз слушал эти лекции. Эти нравоучения, упреки и попытки вправить его криво поставленный в черепную коробку мозг или вовсе не поставленный, по мнению того же Гокудеры. Степень наличия у рогатого мозга у Хаято видимо определялось степенью его благодушия, ибо во всякий раз, когда корова пытался что-либо и сбегал от себя и ото всех, хранитель Урагана давал ему великодушный направляющий пинок, вектор которого сходился по направлению с путем, куда хотел дать ускорение подрывник.

Конечно, он сто раз сбегал от себя, иногда трусливо, подвывая и глотая соленые слезы не бегу. Иногда даже слишком часто и бессмысленно. Ламбо знал что ни от себя ни от других он не убежит. Но все равно каждый раз верил, что от него отстанут. Но никто не давал ему такой роскоши, каждый раз хватая коровенка за ногу и таща, не смотря на вопли и сопротивление обратно. Так было всегда. И не было момента, когда было бы иначе. Ибо тогда Бовино бы уже давно был не здесь, а где-нибудь в неопределенном месте.

Конечно, он не надеялся, что Гокудера подойдет и погладит его, целя и прижимая крепко к сердцу. И не верил, что сможет далеко ушлепать, стремясь побыть в одиночестве. Шорох шагов подтвердил его догадки, давно уже ставшие истиной, и, прежде чем коровенок, успел что-либо сделать или брякнуть, его просто подняли.
"Упс, - подумал теленок, смотря на зависший кулак справедливости имени сильно разозленного Гокудеры. - Нет, так дело не пойдет. Определенно, не пойдет, но что мне нужно сделать, чтобы меня не раскатали тонким блином из крови и плоти на ближайшей вертикальной поверхности?"
Теленок чувствовал как стучат его зубы и вдобавок, бешено, чуть ли не тараня грудную клетку, стучит сердце. Мысли куда-то плыли явно не в том направлении, что надо.
"Он меня точно размажет. Размажет", - думал Бовино, левой пяткой чуя, что Гокудера так и сделает, если он снова продолжит ныть. Потом сделает грубую могилку, воткнет одинокую маргаритку и уйдет обратною

"Думай, дырявая голова, думай!" Просить пощады? Ага, сейчас. Намекнуть на то, что Савада расстроится? Ну да, конечно, может, тоже не проканать. Гокудеры был прав насчет того, что он не захочет навещать могилы друзей. Был прав тысячи раз называя его тупой коровой и лупя так, что тело превращалось в один сплошной синяк и было больно даже стоять, не то, чтобы сесть или лежать. Его друг был чертовски прав, когда говорил о том, что он враги его недооценивают. Но... Заслужил ли он все те хорошие слова, сказанные когда-либо в его адрес? Жестоко ли, с горящей душой ли, радостно ли или как-то иначе, но сказанные теми, за кем он пошел, чтобы не остаться по ту сторону, где всегда темно и не горит свет. Где никто не скажет ласкового слова, не позовет по имени, не будет улыбок и благодарностей. Будет лишь страх и отчаяния, прерываемое его собственными рыданиями, в которых он сам и утонет и в конце концов перестанет быть человеком, в превратится в овощ или еще чего похуже. Хотя, куда хуже быть человек без чувств и мыслей, имеющим в себе лишь низменные потребности?

Он сотни раз воображал это себе и каждый раз пугался так реально, что долго не мог потом убрать картину из сознания. Все беды шли от его сознания, он сам себя так построил и продолжает строить. Но есть человек, который пытается вычистить из него весь этот мусор, всю ту дрянь, что придумывают себе люди, когда им плохо. А ему было плохо много раз и не сколько физически, сколько душевно. И сколько бы он потом не говорил себе, что этого не повторится, это повторялось. Каждый раз хуже, каждый раз страшнее, каждый раз безнадежнее. И от это становилось не по себе, казалось, что это уже не прекратится.

Но если он сейчас позволит себе сдаться, умереть и телом и душой, превратится в мусор, полезный лишь почве и больше никому, то правильно ли он поступит? Ведь тогда он обманет ожидания всех, кто на него надеялся, всех кто верил, всех кто ждет. Ни смотря ни на что.  Ни смотря на его инфантильность, его крики и излишний шум, от которого только голова болит, доставая всех. Обманет их всех, предаст их всех. Слова врезались в мозг, подобно клейму, который  ставят на корову, чтобы обозначить, что она наша. Или нет, то клеймо, которое ставят на человека, и означает оно только плохое. Ламбо не хотел стать предателем таким образом. Не хотел обманывать никого! Да, черт побери, он вообще не хотел этого. Пусть он трус и ничтожество, но предавать всех, кто любит тебя - это намного хуже.

- Нет ни хочу, - закричал Ламбо. - Не хочу становится мусором. Не хочу никого предавать и обманывать ожидания! Не этого я хочу. Да, я плохой и быть может ничтожный. Но... - голос его смолк. - Я... не хочу... - слова еле пропихивались наружу. - Стать падшим человеком... О котором потом будут думать, что он такой сякой.
Он смолк, ничем не нарушая тишину. Лишь только разве что гудящими мыслями, криком и всем своим естеством. Но это не слышал никто, кроме него самого.
"Бесстыдная я корова. Окончательно", - подумал он и решил, что будь что будет.
- Я не хочу, чтобы ты думал, что я сдался. Я хочу сражаться с вами. Всегда хотел.

"Вот и нашёлся дружок для Фауста." — Тереза в очередной раз просмотрела запись допроса некоего Чарльза Ренуара. Несомненно, Бюро сочтёт его полезным, а значит у него два пути: либо программа защиты свидетелей и дальнейшее наблюдение из ФБР, либо ему предложат здесь работать. В конце-концов на светлой стороне Силы найдутся если не печеньки, то хотя бы пара съедобных сухариков. "Возможно даже мисс-бронированное-бикини захочет дополнить им наш разношёрстный отдел."

Больше всего Терезу интересовало описание базы, из которого она сделала вывод, что там просто обязана быть серверная внушительных размеров. Девушке она представлялась пряничным домиком.. нет, настоящим пряничным замком, в котором очень хотелось порезвиться. Но сооружение такого масштаба не может не иметь разные методы защиты, и лично МакМеллори была уверена, что под пряничным замком спрятана логическая бомба. Проще говоря, некий скрипт, уничтожающий данные при выполнении какого-либо условия. Например, если с определённого компьютера в течении суток не введут особый пароль или если камеры наблюдения распознают машины или вертолёты ФБР. Но если верить допрошенному учёному, то скорее всего условие будет связано с кольцами или пламенем входящих в базу. Это оптимальный вариант, если учесть, что владельцы базы наверняка больше опасаются разборок мафии, чем служителей закона.

Кстати о мафии — скорее всего именно с ней был связан один из руководителей базы, Верде, в течении последней пары десятков лет. По крайней мере именно столько он ничего не публиковал и не патентовал, за исключением одной вещи. Именно Верде с другими двумя коллегами считается создателем первых прототипов коробочек. А о том, кому принадлежала идея разработок, о которых шла речь в чистосердечном признании, в интернете нашлось намного больше. Профессор Лайт Эрвинг почти всю молодость был на виду, так как часто публиковал научные работы и статьи, находясь в процессе получения профессорской степени и немного после. "Судя по темам исследований, он — признанный спец в точных и естественных науках; однако за последние несколько лет объектами наблюдений стали пламя и коробочки. Думаю, так он и познакомился с Верде." — ликбез по текущим целям миссии не дал никакой крайне важной информации, но Тереза и не ожидала ничего от простой пробежки по сайтам университетских библиотек и научных журналов. Самое вкусное её ждало на базе, Макмеллори рассчитывала, что ни тот, ни другой учёный не будут размещать хоть каплю своих незаконных исследований в интернете. Один минус, в этом случае никакой удалённой работы: предстоит собраться и лично слетать на разведку в Аляску. И, что странно, сегодня у неё абсолютно новый напарник, о котором Тереза прежде не слышала. Зовут Артуром Вальтером, обладает пламенем Тумана, что подходит для разведки. Впрочем, девушки решила, что не знает о нём только потому что не так уж и давно работает в ФБР: мафия за последние несколько лет настолько активна, что агенты только мечтают об отпусках, так что МакМеллори могла не знать его из-за загруженности работой и тренировками. А так, в решениях руководства она не сомневалась, в конце-концов пламя Тумана вполне подходило для такой миссии, а Франсуа — другой обладатель этого типа — специализировался скорее на слежке, чем на создании иллюзий.
"Артур.. Вальтер? В сети ФБР его досье вряд ли доступно агенту моего уровня, поэтому надо поискать его в соцсетях. Не думаю, что он настолько большая шишка, что его следы подтёрли из всемирной паутины."
Знакомиться? Часами разговаривать друг с другом, чтобы выяснить всё об интересах твоего собеседника, его круг общения, места, где он недавно побывал?
Какая чушь. Посмотрите в окно и убедитесь, что мы находимся именно в двадцать первом веке. Спасибо доброму дяде Цукербергу, вогнавшему очередной гвоздь в гроб свободного интернета — теперь всё необходимое можно найти на личной страничке искомого человека. И если этот самый Артур имел неосторожность вести такую страницу под своим именем, то Тереза быстро узнает о нём много нового. Но пока на это не было времени — скоро нужно было отбывать на миссию, а значит напарник прибудет с минуты на минуту. Поэтому МакМеллори решила оставить увлекательные брождения про просторам Фейсбука на потом, посвятив всё внимание сборам. Она закинула в рюкзак ноутбук, флешки со всякими нужными для работы приблудами и полезла в шкаф за жемчужиной своей коллекции: набором маленьких дронов-следопытов в комплекте с планшетом, который ими управляет. Эти бойкие малютки, оснащённые камерами и сканерами, залезут в самые потайные уголки базы, так что Тереза на этой миссии была во всеоружии.

Слишком много событий произошло за последнее время. Он отдал в лапы смерти свою любимую жену, которая так хотела быть с ним, словно с солнышком. Чуть позднее к нему нежданно и негаданно ворвались воспоминания о не свершившимся будущем. Он явно не ожидал, что где-то там являлся крутым мафиози, который не знал ни пощады, ни сожаления, ни каких-то земных чувств. Слишком самоуверенный и слишком жестокий по отношению как к врагам, так и к союзникам.
Как бы то ни было, а жизнь после смерти родных превратилась в кошмар. Простое существование без целей и планов, а раньше всё это было. Воспоминания о другом будущем добили ещё больше. Он был разочарован Бьякураном и зол на него одновременно. Молодой человек не думал о мести, но встреть он его в своей деревушке или каком-то городском переулке — наверняка бы убил, даже не став слушать. Почему-то в глубине души было осознание того, что они ещё могут встретиться в этом времени. Что ж, предателю от этого будет только хуже, хотя заглянуть в эти лиловые глаза всё же хотелось. Интересно, проснулась у него хоть капля совести за содеянное или нет? Как говорится, горбатого могила исправит, правда в случае с этой тварью вряд ли подобное прокатит.
Единственное, с чем он способен жить, так это с прозвищем Закуро. Всё-таки, надо как-то жить дальше, хотя жизнь — это слишком громко сказано. Где-то он, может, и правитель огромных цивилизаций, но здесь простой смертный, который абсолютно не дорожит своей жизнью. Про бритву он вспоминает лишь тогда, когда уже отрастает борода, а про наичистейшую и выглаженную одежду и вовсе забыл довольно быстро. Нет, совсем в грязной и вонючей футболке никуда не пойдёт, он же не бомж, но по несколько дней одну и ту же вещь поносить мог запросто. Утюгом он пользовался лишь тогда, когда жена просила его самого погладить свою одежду, пока сама занималась чем-то другим. Теперь он в этом не видит смысла.
С Кикё Закуро виделся несколько дней назад и тот тоже был не в лучшем расположении духа после воспоминаний. Оба решили тупо нажраться и получилось у них это настолько класно, что у красноволосого потом было два дня отсыпных.
Вспоминать это сейчас, сидя на лавочке в парке с банкой пива в руках и грустно, и весело одновременно. Одет был в мятую футболку и синие джинсы. Мимо проходили люди, кто-то с зонтом, а кто-то без. Все куда-то спешили, будто не замечая человека, который мок под дождём, пусть и мелким. Он подставил лицо под капли, летящие с неба, как будто они смогут смыть ту боль, что разрывала изнутри.
"Зачем я живу? Каково моё предназначение в этой чёртовой жизни? А эти воспоминания, зачем они ко мне пришли? Что мне это даст?"
Он не видит смысла во всём этом и даже не подозревает, что ждёт его впереди.

Читать

Лох — это судьба. В эту дурацкую поговорку Кларисса никогда не верила, и всю свою жизнь положила на то, чтобы доказать всем, миру, докторишкам и этим жутким мафиози, что нескольким неудачам никогда не определить её путь. И почти же! Почти получилось! Она прошла через уличные драки, сломанные кости, ножевые ранения на улице, жуткие мучения при вживлении хадо, год безвылазно просидела в клинике, выполнила кучу мелких поручений и тут, когда, казалось бы она обрела мощь и силу, чтоы защититься — началась чрная полоса... Сначала этот жуткий Ямамото Такеши, а теперь Вария... Черт! Техника Обратной тороны Лун должна была подействовать, но этот коротышка в лягушачей шляпе каким-то образом развеял такую чудесную иллюзию! Кларисса была вынуждена сбежать, как оказалось, уже после Циссы (Вот, предательница!), оставив на поле боя вполне убедительную копию самой себя. Снова проиграла... "Ты всего лишь жалкое отребье! Смирись и оставайся на улице, где тебе и место. И пусть тебя заживо сожрут крысы, раз ты такая слабачка, что не можешь приложить парочку разфуфыренных козлов." Внутренний голос как всегда отвратительно честный, сейчас бесил и лишь ухудшал и без того не самое лучшее настроение.
Раны, нанесенные пламенем Варии болели, однако кровь вроде перестала идти. Оставалось надеяться, что не будет заражения или, что ещё хуже, внутреннего кровотечения. Крови Клара потеряла прилично, однако отлично знала, что раны снаружи куда лучше лечатся, чем внутри. Пламени в хадо оставалось всего ничего, едва-едва для того, чтобы не пугать прохожих своим потрепанным видом.
Над Палермо опустилась ночь, стало холоднее, или это девушке так показалось из-за её нынешнего состояния. Редкие прохожие спешили домой. Сил оставалось всё меньше, да и плана никакого в голове не созрело, но девушка упорна продолжала переставлять ноги.
Внезапно пошёл дождь. Дождь? Хаха... Сказать это — не сказать ничего! Ощущение было, то весь гребанный океан решил вылиться на голову несчастной, и без того не обделенной жизненными трудностями. Проклиная все на свете, начиная со своей матери, которая по неосторожности или прихоти привела Клару в этот мир, Розенкройц щурилась в водяных потоках, пытаясь отыскать хоть какое-то укрытие от дождя. Ей повезло найти навес, под который она забежала. Рядом располагался ресторан, из которого чудесно пахло чем-то вкусным, свежим и, вероятно, довольно дорогим. Ужасно хотелось есть... Но что делать? Ни денег, ни документов у Клариссы не было. При чём такое ощущение, что отродясь.
Вздохнув поглубже, втайне надеясь, что запах сможет её хоть немного насытить, розововолосая принялась стягивать с себя верхнюю одежду, а точнее её остатки, дабы хотя бы выжать из них воду.
В это время из ресторана вышли несколько человек, видимо семья. Впрочем, Кларе было не до того, так что та мирно продолжила выжимать одежду. У них был славного вида мальчуган, непоседливый. В руках он держал модель самолета. Изображая жужжжание реактивного двигателя, малыш носился туда-сюда, увлеченный игрой под навесом, пока его родители увлеченно обсуждали, как же добраться до дома в такой дождь.
И надо же было такому случиться, что он столкнулся с Клариссой, упал и разбил коленку. Клара тоже упала, но быстро поднялась и уже была готова дать сдачи, когда увидела, что это всего лишь малыш. Глаза мальчишки наполнились слезами при виде разбитой коленки и сломанного самолёта. Нахмурившись, девушка подняла останки лайнера и, воспользовавшись пламенем починила его. Нагнувшись к мальчишке, она широко улыбнувшись протянула ему самолет, совершенно забыв про маскировку. Как оказалось, напрасно. Увидев лицо, покрытое царапинами и ссадинами, руки в синяках малыш не просто разрыдался, а завопил так, что Кларисса аж отпрянула. Родители, стоявшие на крыльце, обернулись и завидев своё чадо, ревущее на полу с разбитой коленкой и непонятное существо в ошметках ткани с его самолетом решили, что их ненаглядное детище обижают.
Они тут же завопили что-то на итальянском. Из ресторана начали выходить люди, да и не смотря на шум дождя на их крики начали выглядывать и из соседних заведений.
Объяснять, что она не виновата у Клариссы не было времени и сил. Оставалось лишь скрыться, но и для этого девушке пришлось изрядно потрудиться. Пламя гасло. Собрав последние остатки Воли, Клара стала невидимой и выбежала под дождь. Ей уже было без разницы, куда бежать, она лишь надеялась, что не столкнется ни с кем в этом дожде, из-за которого ничего не было видно. Невидимость спадала и снова появлялась, хотя в таком дожде различить её черты всё равно было бы тяжело. Наконец она забежала в какой-то проулок, споткнувшись о гору мусора, шумно упала навзничь.
"Всё. Я никуда не пойду, пока не отдохну!" — вполне убедительная ложь для того, чтобы сдохнуть в этой расщелине между домов, которую даже улицей не назвать. На четвереньках девушка подползла к стене, облокотилась на неё. Силы оставили Клариссу. Всё, на что пока хватало сил — не закрывать глаза и надеяться, что этот проклятый дождь закончится раньше, чем она замерзнет насмерть.

Читать