Никита отошел от плиты, задумчивым взглядом провожая удаляющийся из поля зрения кусок, становящийся ничего не значащим продолжением готовящегося супа: отсюда, на безопасном расстоянии от прозрачной начищенной крышки, он походил на усопшего в гробу. Похороненного случайно, без его ведома. Стремящегося жить, о чем в дальнейшем начнут свидетельствовать бесконечные армии взбиравшихся на поверхность пузырей. Где-то рядом вскипел чайник, громким щелчком отрывая от жалкого зрелища гибели очередной жизни. Одинокой, как и участь любого человека на смертном одре. Где-то за окном взвыл ветер, а Никита дотронулся до заварника. Эта заварка находилась в таких же условиях, только жизнь ее гасла не в полнейшем одиночестве.

Ведь у этого мяса, как и у любого человека, были определенные потребности и желания. Стать незаменимым или достичь определенных высот. Стать чем-то большим, чем бледное, потерявшее краски тело в гробу, — именно в эту безликую массу и предстояло ему свариться через быстротечные минуты, потраченные Никитой на приготовление других ингредиентов. Например, на чистку двух картофелин, облаченных в жесткий мундир. Нож в его руках ловко ловил одинокие лучи солнца, пробивавшиеся через заграждения облаков, и без труда разрезал все надежды на будущее. Ведь у мяса таковые наверняка имелись: ставшие незначительными и мелкими надежды, разбросанные по разделочной доске. Куски бывших радостных иллюзий. Сокамерники, способные замучить лишь одним своим видом. Так и у человека, поставленного перед отсутствием выбора, оставались лишь дребезги некогда полноценных мечтаний.

Ведь человек умирает со своими сокровенными желаниями, окруженный маревом воспоминаний, как и мясо, лелеемое кипятком, в бурлящей воде, где они растворялись, теряя четкие очертания и становясь податливыми под напором ножа. Возможно, в такие моменты, когда угасающая жизнь увлекает за собой сокровенные мечты, разум окутывает белый саван разочарования, подобный щепотке соли, которую добавил Никита и размешал. Медленно. Тихо. Смотря на водоворот утянутых на дно перспектив, — вода привычно успокоилась, позволяя мясу отдохнуть от нахлынувшего потока эмоций. Не чуждых человеческим и так похожих на человеческие: всегда остается то, на что не хватило времени. Попрощаться с близкими, погладить виляющую хвостом собаку, наругать соседского мальчишку или прочитать последнюю в своей жизни газету за чашкой чая — столь много дел, которые кажутся такими важными, когда сознание медленно угасает, утопая под мутной пеной, которую Никита осторожно снял.