Человек не должен останавливаться.
Все, что у него есть — это путь, в который он верит.
Вороны: Начало.

Зажигалка, подобно подброшенной монетке, закрутилась в воздухе, словно позволяя выбирать между орлом и решкой. Быть поочерёдно избитыми или же дать отпор. Как? Вопрос, на который никто не знал правильного ответа. Казалось, всё сводилось к умению выбрать сведущего и мозговитого человека, готового взвалить на себя цену лидерства и не прогнуться под тяжестью монолитного камня, способного стать надгробной плитой. Лидеры, в конце концов, долго не живут.

He buys a gun, steals a car,
tries to run, but he don't get far

Упав плашмя на ладонь с глухим ударом, зажигалка соскользнула с руки на стол, разразившись пустым бряцаньем, разлетевшимся по всему залу. Отразившись от мутных и залитых пивом бокалов, от стеклянных и грустных глаз, от подсвеченных лампами лиц и разнообразных мыслей, сводившихся к одной: в этой жизни было необходимо что-то менять. Кардинально. Сиюминутно. Без сожаления и желания оглянуться назад, где маячила столь любимая и ненапряжная свобода от иерархии, рамок и ориентиров, одинаковых для всего стада. Глупых и несуразных баранов, без которых, однако на горизонте на них воззрилась перспектива оказаться в замыкающейся ловушке поодиночке. Сначала Эдди, теперь Халк, а дальше? Изобилии вариантов пестрило перед глазами, вынуждая моргнуть и потрясти головой, отгоняя от себя аляповатое зрелище.

— Ри, мне кажется, пора звонить нашим миледи и встречать, а то не ровен час, как встречать будем рожки да ножки. И возможно, Джорджу. Он тот ещё кретин, но у него могут быть варианты… И получше, чем бить морды хрен знает кому, не разобравшись в причинах. Или у тебя кто есть на примете… со связями.

Костяшки коснулись скулы, и Сюн подпёр голову кистью, передав инициативу способному составить стройную цепочку событий Ридерху. В конце концов, если устраивать локальную Хиросиму и Нагасаки, то нужно иметь чёткий американский план. Пацанский. А когда в баре пусто, то и думаться должно проще.

— Хреновая из нас будет дипломатическая миссия, — больше констатация. У Коу нет плана, и вот это как раз и оставляет в подвешенном состоянии все гипотезы и распределения. У Коу есть критическое, но нет условий эксперимента. Мозг пашет вхолостую, не сбавляя оборотов. Больше информации, расширить выборку. Понятно, с высокой долей вероятности и без того шаткое перемирие под откос пускают мелкие шавки. Провоцируют мелюзгу начать сомневаться, запугивают и учиняют расправу. Живут на падали, так же на падали и подыхают. Локально проблему не решить: попрячутся в норы, не хуже канализационных крыс. Знакомства со связями в выборке отсутствовали. Да и Ридерх был не из болтливых, больше наблюдал, не приближаясь особо.

— Джорджу... — отвлеченное, наблюдая за Джонни, что все так же гипнотизировал экран телефона, как и пару часов назад. О таких говорят, совсем с бабами плохо. — Набирай, там видно будет.

Видно на деле не становилось, Джордж был таким же остолопом и лоботрясом, но решать что-то нужно было. Бар, хоть и так хорошо подходящий для мозгового штурма на деле не давал никакой информации, свыше той, что имелась. Закуривая еще одну, Коу уже не надеялся, что двинется с мертвой точки. Время замирало каждый раз, но система не стартовала, циклясь на нулевой вершине графа.

По ушам режет перезвон фен-шуйной хреновины, которую цепляют везде, а в бар заваливается пацанье еще совсем зеленое. Загнанное дыхание, будто бежали сломя голову, раскрасневшиеся и с перепуганными дикими глазами.
— Там бьют... ну, наших... — через силу, с паузами, через кашель.
Окурок с шипением затушен о край пепельницы. Коу бросает короткий косой взгляд на собеседников, подхватывая куртку со стула и натягивая уже по дороге. Такое с рук не спускают, потому что за «наших» они порвут пасти.

All of these changes that you see
Maybe it's all just chemistry?
You've made a monster out of me
Baby it’s all just chemistry
Miracle Of Sound — Forever Blue

Angel or demon?
I gave up my soul.
I'm guilty of treason,
I've abandoned control.
30 Seconds to Mars — Stranger in a Strange Land

Когда-то Эхри по секрету — вынудив виновато улыбаться в ответ и прятать столь же виноватый взгляд — сказали, что ему не хватало красок. Ярких пятен, способных завершить разрозненный образ, где в нелепом сочетании мешались холодные и тёплые тона: солнечная копна волос, дополняемая многочисленными веснушками даже на веках и редко стягиваемая в хвост, и печальная обречённость во всём образе. Даже искреннюю улыбку, как считали, омрачала натянутость. Неестественность. Ведь вся эта аляповатость давала грязные оттенки, в которые постепенно погружалась жизнь Энгуса; и это ему не шло. Так ему говорили, но Дана была другого мнения, мягко целуя в усыпанную веснушками щёку.

Возможно, всё по той же причине необычное обстоятельство, поставившее О’Ши в столь неловкую ситуацию, решило позволить ему понять, каково же оказаться ярким, цветным и привлекающим внимание. Докопаться до сути придуманных им же проблем. И это оказалось не очень привычно. Не совсем приятно. Чуть опустив голову и поджав губы, он наблюдал за спешными движениями своего некогда вдохновения, чувствуя невысказанную вину за спешность. Хаотичность. За несобранность, с которой горячие пальцы хватались за кожу, вынуждая тихо стоять, уставившись в одну точку. На собственную руку, обретавшую новые и причудливые очертания. На ней, чуть подрагивающей и, казалось, бледной, строился новый мир, лишённый мрака, со своей структурой и иерархией. В его воображении тот обрастал новыми деталями, не давая сосредоточиться на возникшей проблеме.

Эхри не заметил, как шумно сглотнул, совершенно не заботясь о собственной одежде, но искренне сожалея об испорченном еженедельнике, ещё наверняка способном понадобиться в будущем. О помятых страницах. О воспоминаниях, которые хранила бумага, громко шурша под испачканной ладонью. Он просто стоял, боясь шелохнуться и испортить столь уникальный, хотя и пугающий одновременно момент. Несмело протянуть руку и дрожащими кончиками пальцев, осмелившись поднять взгляд, дотронуться до скулы, желая в точности запомнить расположение веснушек. Таких же ярких, как и у него самого. Тогда в дали и из укромного места Энгус не мог разглядеть столь подробных деталей, довольствуясь лишь общим образом, в который вдохнул внутренний мир. Стянутый кожей и костяной клеткой мир, позволивший сделать себя разнообразным. Отразить часть О’Ши и предать огласке.

Пальцы, переставшие мелко дрожать от всепоглощающего цепкого волнения, вскоре успокоились вместе с выровнявшимся дыханием, а вместе с ним — и мысли. Целая стая разномастных мыслей, которая собралась воедино, позволяя чуть расправить плечи, нежно приглаживая подушечками пальцев лист. Расправить крылья, неумело взлетая ввысь. Собраться с силами, чтобы переступить через упрямое смущение, топтавшееся где-то рядом на траве, и исподлобья взглянуть на собеседника, всё ещё стоявшего над ним. Возвышавшегося над ним, но не давившего. Похожего на него и едва ли знающего, что лучше предпринять в этой нелепой, непонятной, но такой простой ситуации. Как и Энгус, сделавший первый шаг к извилистому пути, ведущему к приятной победе.

Он привычно прикусил нижнюю губу и поднял взгляд на Лауритса, несмело кивая. Приглашая в закрытый мир объектива, видневшийся на небольшом экране безмолвного и флегматичного фотоаппарата, где среди множества снимков можно было найти его, одинокого и печального. Цельного. Образ, вдохновивший О’Ши на рассказ, столь понравившийся тогда редактору. Настолько, что Эхри краснел. Смотрел в пол и краснел, надеясь, что никто не видит его ушей. Его глуповатой и искренней улыбки. Переживаний, среди которых настойчивой птицей билось желание ринуться домой и громко, оповестив всех, рассказать об очередной маленькой победе. Личной. Ценной. Как и всё ещё несмелый, но настойчивый жест сесть рядом — ладонь аккуратно, невесомо примяла траву, пока свободные пальцы крепче сжимали фотоаппарат. Сокровище, которым Энгус собирался искренне поделиться.