Неспокойно было на душе у Констанцы, мучили ее дурные сны. Поговаривали, что у нее в роду видящие были. Да только кто о таком в полный голос говорит? Так недолго было и без болтливого языка остаться. Что характерно, отсечь его могли вместе с головой. Так что может чего и болтали, но настроение у Констанцы были отвратительным, что-то недоброе чувствовала она. Просила девушка жениха не уезжать до свадьбы, но когда это гордый да смелый воин дурных снов слушался. Собрался Паоло и на следующий день, поутру, вместе со своим отрядом отбыл.
Вернулся он и правда скоро, едва ли не раньше, чем его обратно ждали. А перед ним на коне сидела девица. Высокая, статная, рыжеволосая. Косы обвивали ее голову змеями и спадали до колен. А взгляд серых глаз был таков, что конюший, протянувший руку к стремени, отшатнулся, побелев. Нашел Паоло Феллче банду, разорившую его деревню. Нашел и покарал, всю вырезал в наказание. Удивился, обнаружив в разбойничьем лагере девицу, дочку атамана. И не смог убить, сраженный красотой, немедля сделал своей. А потом сообщил, что на ней и жениться. Девица сопротивлялась, несколько раз порывалась сбежать, зарезала одного воина. Ну так и что, кто их, девок, поймет. Ничего, решил Паоло, кто же откажется стать графиней, женой самого Фелличе. О том, что у него уже есть невеста, он позабыл.
Свадьбу сыграли в положенный срок. Вот только к алтарю пошла не чернобровая Констанца, а рыжеволосая Вельха. А скандал, так какое дело гордым графам Фелличе до того, что в народе болтают. К тому же, народу было тем более все равно. Праздник был? Был. Вина бочку выкатили? Выкатили. И столы накрыли. А та невеста или другая – да кто этих благородных разберет.
Констанца осталась жить замке. Родня ее обратно не приняла. Жених от нее отказался, так может невеста порченная, куда ее теперь с такой славой? Через год умерла мать Паоло. Глупо умерла, упала с лестницы, да неудачно. Дело было в дальнем крыле под вечер. Когда женщину нашли, она уже представилась. Констанцу приставили руководить всем хозяйством. Старый граф на нее давно засматривался, так что никто ен удивился, что однажды он взял Констанцу в свою постель. А что, все одно девице куковать в девках до смерти. Кому она еще нужна.
Вельха же ни чем не занималась, большую часть времени проводя в своих покоях. Лишь изредка выходила она в сад погулять, тенью скользя по коридорам замка. Слуги шептались, что она почти не есть и не спит, но кто слушает этих слуг? А Паоло словно с ума сошел, так и крутился вокруг своей молодой жены. Дня не проходило, чтобы он не пытался ее чем-то порадовать. То щенка ей принесет, то колье подарит, то целый сундук платьев привезет. Ни что не интересовало Вельху. Разве что куколки она любила мастерить. То из глины слепить, то из тряпочек сошьет, то из прутиков свяжет. «Ведьма», шептались дворовые. Однажды об этом услышал Паоло и повелел казнить. И того, кто шептал. Итого, кто слушал. Слухи прекратились.
Следующим на охоте погиб младший брать Паоло. Глупо умер, растерзанный вепрем, которого не заметили и пропустили загонщики. Еще через полгода заболел и начал чахнуть средний брат. Врачи дневали и ночевали у его постели, но мальчик сгорел менее, чем за месяц.
У Вельхи родился сын. Крепкий горластый малыш. Только событие это было не слишком радостным и не очень заметным за трауром и похоронами. Аеще начал сохнуть и сам Паоло. «Проклятие», зашептались дворовые. И ни кто уже не стал рубить им языки. Потому что даже Фернандо Фелличе стал подозревать, что в чем-то простые люди правы, что-то нехорошее твориться в его семье. Только Паоло, сжираемый изнутри лихорадкой, ничего кроме своей жены видеть не хотел.
Задумался старый граф. Прикидывали так, и эдак. По всему выходило, что беда в его семью пришла с новой невесткой. Вот только как это докажешь? Расспросил он свою стражу. Доложили ему обо всем. И о том, что Вельха большую часть времени проводит в своих комнатах. И о том, что со своим мужем не разговаривает, вообще его не замечает. И о том, что подаренный щенок пропал внезапно. И о том, что любит она по ночам бродить по коридорам замка. Но ничего богопротивного или даже просто предосудительного за ней замечено не было. И только старая кормилица покачала головой: «Не у тех спрашиваешь, хозяин. Да не о том.» И рассказала, что неспокойно нынче стало в графстве. Уже который год неспокойно. Что воины, сопровождавшие в тот раз Паоло, гибнут один за другим. Кто шею свернет, кто насмерть замерзнет, кто отраву какую сожрет. Что нечисть какая-то в лесах завелась, морочит головы людям, в трясину заводит. Что урожай гибнет на полях от неведомой болезни. Что в замке слуги стараются по одному не ходить, а ночью так и вовсе ни кого не заставишь выйти из комнаты. Кто-то что-то видел, кто-то просто пропал, пару слуг нашли мертвыми. Собаки воют, на лошадей падучая напала. Что молодые девки бояться в лес ходит, по ягоды. Что к старой балке не ходят даже молодые парни. Хотя раньше именно там собиралась молодежь, летний вечерок скоротать. А сейчас в балке туман стоит постоянно, даже солнце не в силах его прогнать. И тянет от балки холодом да тленом.
Подумал старый граф, собрался, взял с собой пару верных людей, да отправился на разведку. Дорогу до той балки все знали. Что уж, даже синьоры по молодости туда на свиданки с девками бегали. Спустились они в ту балку, да только места не признали. Если раньше тут был ручей да цветы, то сейчас – коряги, покрытые плесенью, болотце, да паутиной все затянуто. А на пеньке одном куколки разложены в ряд. Те самые, что так любила мастерить Вельха.
Вернулся граф домой. Тяжкой его дума была, ведьму сам в дом пустил. На поводу у сына пошел. Стоило бы ему к святым отцам обратиться, да вот только гордость мешает собственный недогляд признать. Решил он своими силами обойтись. Повелел схватить ведьму. Сына, чтобы не мешал, повелел запереть в комнате. А Вельху – волочь к реке. Собственноручно отрубил голову. И тело сжег. Чтобы плоть проклятой не осквернила его землю. Ведьма не выла, не вырывалась. Только усмехнулась раз, да так, что стражник, заглянувший ей в лицо, обзавелся седой прядью.
Какое-то время в замке было тихо. Не лучше, нет. Но людям было довольно и иллюзии того, что все наладилось. Однако, Паоло все так же чах и хирел. Уже не мог встать с постели, только все бредил своей Вельхой, везде видел ее волосы, тянулся за ней, звал, молил простить, клялся в любви. Так и умер с ее именем на устах. А наследующую после похорон ночь, Вельха пришла к свекру. Он съездил в церковь, исповедовался, внука отправил из дома, к дальней родне, пригласил епископа освятить дом. Но ничего не помогало. Вельха продолжала тянуть из него жизнь день за днем. Медленно, по капле, нашептывая на ухо все свои обиды, расписывая муки адские, рассказывая о том, как изведет она весь его род до последнего человека. Бывшая средненькой ведьмой при жизни, немертвой она стала почти всесильной.
Фернандо подумал-подумал и нашел заезжего клирика, паладина. Рассказал ему про ведьму, что по ночам его дом посещает. Рассказал, да не все. Гордость не позволила срам на чужой погляд выносить. Пригласил он паладина к себе в дом в надежде, что святой воин ему поможет. Обошел тот весь дом, ушел в подвал. Да и сгинул, будто никогда не бывало. Пошел за ним следом Фернандо, спустился по лестнице и обомлел. В подвале, в самой дальней комнате, на стене висел портрет Вельхи. А перед ним сидела Констанца. Две красавицы, чернобровая и рыжеволосая, живая и немертвая, болтали как старые подружки, смеялись, обменивались сплетнями. Граф застыл, пораженный. Эти две же были врагами, они ненавидели друг друга, это знали все. Они не могли быть в сговоре, ведьма из Тоссаны и ведьма из Уэльсшира. Ведь не могли? Фернандо Фелличе не мог ничего об этом знать. Гордый воин никогда не интересовался тем, с кем водит знакомство его жена на ночь. И теперь расплачивался за свою гордыню.
Констанца была зла на свою соперницу. Та уничтожила ее жизнь на корню. Но вот своего несостоявшегося мужа и бывшего жениха она просто ненавидела. Как и Вельха. Иногда ненависть объединяет лучше любви, вернее симпатии. И две ведьмы объединились против рода, который обе ненавидели страстно и самозабвенно. Две ведьмы прокляли род Фелличе, каждая по-своему, но самозабвенно и изо всех сил. Там, где одна не могла добиться успеха, преуспевала вторая. Что мог простой воин против двух ведьм? Разве что гордо вскинуть голову и плюнуть им в лицо.
Первое время в пустующий замок пытались вселиться наследники. Потом проклятый замок долго стоял пустым. Последний из Фелличе попытался его продать, да и деньги нужны были нищему синьору. Но не успел, убили в кабацкой драке. Так он и стоит до сих пор. Давно уже не существует графства Фелличе. Обвалились башни, сгнил мост, щербатые стены зияют провалами, травой зарос центральный двор. Но местные не ходят в ту сторону, боятся. Даже юнцы в поисках славы в ту сторону не смотрят. Говорят, до сих пор в подвале донжона, в самой дальней комнате, висит на стене портрет, где в танце кружатся две девичьи фигурки, две красавицы: чернобровая, статная и рыжеволосая тонкая, словно тростинка. Посмотревший на них теряет голову. А просто пришедший в замок незваным гостем, может ждать их ночью в гости. Придут. И высосут всю жизнь до конца. Иногда в развалинах слышно девичье пение и смех. А иногда в окрестностях находят куколки. Кому куколки помогают, кому беду сулят. Заранее то никому знать не дано. Но нашедшему куколку определенно стоит ждать перемен в ближайшем будущем. Каких? Да кто знает, теперь тут правят женские капризы. Старики говорят «Мы не гордые, как Вельха скажет, так и станется».

Однажды Элеонора  страшно заболела. Девочка сгорала в лихорадке,  и помочь ей не могли никакие лекари и даже самые редкие снадобья. И в бреду она все время просила принести в ее спальню клетку с любимой обезьянкой.  Увы, смерть не щадит никого, ни детей бедняков, ни детей лордов.  Элеонора  лежала в своей кровати такая спокойная и умиротворенная. И лихорадочный румянец не сошел с ее щек даже после смерти. Казалось,  она просто спит. Но дыхания не было слышно. Лишь мать, рыдающая у постели дочери, клялась, что слышит как бьется ее сердечко и не позволяла священнику совершить похоронный обряд.
Два дня и две ночи мать просидела у постели Элеоноры, не смыкая глаз. А на третью ночь усталость сморила женщину и она уснула. Чтобы не проснуться больше.  Отец же наутро увидел  дочь живой и здоровой, хоть и очень-очень слабой. Она сидела на постели и плакала от страха. А возле кровати валялись растерзанные останки обезьянки,  и лежала мертвая мать, белая, как батистовая простыня.
Элеонора выздоровела. Только отчего-то разлюбила гулять в саду. Солнце обжигало нежные щечки девочки, заставляя прятаться в комнатах с опущенными  портьерами и выходить из дома только ночью и в сумерках. А неведомая болезнь, та, что пощадила Элеонору, косила слуг, одного за другим. Те, что еще были здоровы, поспешно покинули дом. И в конце концов, в огромном пустом доме остались только девочка, ее отец и старая няня, которая была такой старой, что кровь уже не согревала ее морщинистое тело, так что старухе приходилось кутаться в бесчисленные шали. 
Шло время, Элеонора подросла, пришло время выдавать ее замуж. Увы, слухи о том, что юная красавица приносит несчастье и люди рядом с ней заболевают лихорадкой и гибнут разошлись далеко. Соседи избегали Элеонору, словно она была прокаженной. Хотя девочка выросла настоящей красавицей: бледная, словно прозрачная кожа, пышные блестящие волосы, длинные ресницы, соболиные брови. Единственное, что портило ее – красноватые глаза и зубы.
Не найдя достойного мужа для своей девочки, отец решил перевезти ее в Рейсхен. Недалеко от столицы он купил вот это самое поместье, где мы сейчас живем. Он надеялся, что в столице Элеонора найдет себе достойного супруга. Но его дочь не стремилась на балы и рауты. Она просиживала дни и ночи в библиотеке, среди пыльных фолиантов. Так проходили дни и месяцы,  и вот однажды Элеонора появилась на пороге комнаты отца.
«Отец, я хочу развлекаться. Я должна найти себе мужа».
Элеонора окунулась в сияющую круговерть праздников и балов. Она была хороша собой, неглупа и богата. Но неизменно отвергала одного претендента за другим. И лишь один молодой человек покорил ее сердце. Он был бледен, у него были прекрасные вьющиеся волосы, густые брови, ухоженная окладистая борода и роскошные усы. Он  редко улыбался и носил синие очки.
Через два месяца сыграли пышную свадьбу,  и молодая пара поселилась в загородном поместье недалеко от Рейсхена. Через девять месяцев Элеонора родила мальчика. Но злой рок продолжил преследовать счастливую семью. В доме снова начали болеть и умирать слуги.
И однажды ночью случилось то, что должно было случиться. Отец Элеоноры, который давно уже не выходил ночами из своей комнаты, вдруг услышал крики и грохот. И выйдя в коридор, обнаружил там окровавленного слугу, который свалился с лихорадкой утром этого дня. И свою дочь с окровавленным ртом над ним.
«Элеонора!..»
«Все бесполезно», - зло бросила девушка, отбрасывая бесчувственное тело слуги, словно бесполезный хлам, - «Это бесполезно отец. Ни я, ни мой муж не можем вылечить этих людей и сделать их такими де как мы. Я выпила кровь обезьянки, укусившей меня. Мой муж растерзал искусавшего его дикого кота. Но слуги умирают, даже выпив нашей крови»
Она рассмеялась, глядя на человека, который был ее отцом, который заботился о ней, а теперь с ужасом смотрел на нее, словно она была невесть как забравшейся в дом ядовитой тварью.
«Ты… ты исчадие Ада!»
« Да, отец. Пусть так. Я не человек. Я вампир. Мой муж – тоже. Мы оба заражены и должны пить кровь, чтобы жить. Теперь я уверена, наша кровь не подходит. Но есть наш сын, рожденный от двух вампиров.
У меня будут еще дети, отец. У меня будет много детей, девочек и мальчиков. И когда подрастет мой сын – он станет моим  мужем и мужем моей дочери. Потому что только женщина, рожденная от истинного вампира, обладает плодоносным чревом. Господь позволил мне выжить  и дал выжить моему. Мы – часть Его замысла. Подобные нам  не должны исчезнуть. Пусть нас и назовут исчадиями дьявола».
Элеонора печально улыбнулась.
«Право же, я так хотела, чтобы ты спокойно дожил отведенный тебе срок, но… Обернись, отец. Мама пришла за тобой. Посмотри. Она зовет тебя. Тебе пора»…
Утром слуги нашли старого хозяина поместья мертвым. Он упал с лестницы и сломал себе шею. Лицо его было искажено ужасом…
Элеонора и ее муж жили долго и счастливо. И в память о своих погибших родителях они обустроили в поместье приют для девочек, который назвали так же как и поместье: «Гнездо пчел». О девочках прекрасно заботились, и собственные дети владельцев поместья часто играли с девочками-сиротами. К сожалению, все дети рано или поздно заболевали той же самой странной болезнью. Но порой они выживали и тогда их окружали еще большей заботой и  любовью. Маленьких пчелок Элеоноры, так их называли. Именно среди них выбрали себе жен подросшие наследники…
- Какая красивая сказка няня, - девочка сонно улыбнулась, обнажая красноватые острые зубки.
- Это все чистая правда, девочка моя. И чтобы там не думали наши мужчины, они зависят от нас. Ведь только каждая пятая из нас может выносить дитя от вампира. И в каждой из нас течет кровь первой Элеоноры, королевы ночных пчел, - няня нежно погладила округлившийся животик своей подопечной, уже опустившийся в предродовом ожидании.

Постепенно песню узнали все в округе, и наконец она дошла до слуха князя Вестхольма, который разгневался так, что пошел войной на своего кузена, взял его замок приступом и сжег князя Фридемана вместе с замком, но шута Диана Вига привез в свой собственный замок, именовавшийся Седьмым, приказал вырвать ему язык за сочиненную песню, отрубить пальцы, которые заставляли струны петь ее, и заточил в одной из комнат восточной башни), а несчастную Фалберту, жену шута, взял себе на ложе — красоты ради.
Но однажды ночью жена Диана Вига исчезла, а утром ее мертвой нашли в объятиях мужа. Тот сидел, насвистывая песню Глупости, поскольку петь ее он более не мог, будучи лишен языка и рук.
Тогда Диана Вига зажарили живьем в громадном камине, сложенном в верхней комнате восточной башни Седьмого замка. И до самого мгновения смерти Диан Виг насвистывал песню Глупости, слов которой не мог более произнести. После этого по ночам в той башне начали часто слышать какой-то свист и женский смех; а потом в ней появилась какая-то зловещая сила, так что никто не осмеливался заночевать в ней. Скоро и князь перебрался в другой замок, ибо свист тревожил его. Хотя, скорее, это была нечистая совесть. Но стоило князю Хариберту покинуть замок, как нечисть, обосновавшаяся в башне, стала вести себя тише, но все равно никто так и не решился обосноваться там. Свист и смех могут начаться в любое время, но явление их невозможно предугадать, и продолжаются они до тех пор, пока не вселят ужас в самое бесстрашное сердце. Свист ни на что не похож, и это не ветер, а некоторые утверждают, что если прислушаться, то можно уловить в нем мелодию – той самой песни Глупости, из-за которой отправились на тот свет Диан Виг и бедняжка Фалберта. Говорят, что любому потомку Хольмов грозит смерть, если он рискнет остановиться на ночь в Седьмом замке, но правда ли это, Хольмы предпочитают не проверять.

Оба они, Яма и Ями, были близнецами, рожденными Рассветающим Днем и Убегающей Ночью, чтобы равноправно править миром людей, уравновешивая воздаяние и возмездие, смерть и рождение, агрессию и принятие.
И это равновесие оказалось разрушено, когда Ями посмотрела на своего брата-близнеца не как сестра…
Отвернулся Яма от сестры, велев ей смирить чувства и прийти в себя. И Ями, ни жива, ни мертва, ушла прочь.
Вот с тех пор не ходят вместе Солнце и Луна, только порознь. Ями все никак не может забыть свои чувства к Яму, и скрывает их во тьме ночной.
Лишь тогда, когда Луна полная и желтая, как головка сыра, Яма и Ями соединяются вместе. Именно тогда Яма поддается обаянию сестры, и они соединяются вместе, после чего Яма казнит себя и вновь отталкивает сестру, становясь неприступным.
Но Ями ждет и жаждет, и в конце концов ее постыдное желание исполняется.
Почему же никто не помнит больше о несчастной Ями, и все знают только о Яме? Стыдясь своей слабости, Яма стер всякие воспоминания о Ями из разума ее жрецов, заставив их поклоняться себе. Лишь несколько избранных помнят эту тайну, но, передавая из поколения в поколение, не решаются рассказывать, опасаясь гнева божественного Ямы.
Я записываю эту историю и предаю тем самым себя в руки обоих близнецов – Ямы и Ями.
Милосердие мне в помощь…

- Гоблины не любят людей. Они – маленькие злобные богопротивные существа. У них нет души. Они не ведают жалости. Если встретишь в горах на узкой тропе маленького страшного кривоногого коротышку, то знай, это гоблин. Ему не нужны твои пожитки. Не нужны деньги. Гоблину от тебя нужно только одно, твоя кровь. Они питаются ей. Дай им волю – всю высосут. Можешь попробовать откупиться от гоблина. Беседой. Затейливой историей. Или даже может предложить разделить с ним трапезу. Но не слушай гоблина, никогда не слушай. И не смотри на него пристально. Гоблины – мастаки рассказывать сказки, уговаривать, обманывать. Гоблин будет уговаривать тебя, соблазнять, звать к себе в гости. Не соглашайся. Никогда не соглашайся, чтобы тебе не сулили. Тот, кто ушел в гости к гоблину, никогда больше не вернется домой. Потому что они умеют соблазнять и уговаривать. За сотни, тысячи лет научились подбирать ключик к любому. Потому нельзя соглашаться с гоблинами. Ни в чем и никогда.
Герда замолчала, застыв на мгновение и глядя незрячими глазами куда-то сквозь детей, сидевших перед ней на шкуре, сквозь камни стен, может быть даже сквозь время. Эль передернул плечами от внезапно настигшего ощущения чужого взгляда. Холодного, колючего, злого. И кашлянул, разбивая тишину. Старая рассказчица вздрогнула, словно очнулась, и нашарила веретено, лежавшее рядом.
- Гоблин будет предлагать тебе сделку. Обычно, это камни. У гоблинов много камней. Изумруды, рубины, опалы… Много камней… Крупных, чистейших, таких, каких обычный человек и не видывал. Есть у гоблинов в запасе и Божий камень. Самый большой, самый крупный. Есть и не только камни, есть металл… А нужно гоблинам только одно: в обмен на любое сокровище они хотят получить каплю крови. Лишь каплю. Одну единственную. Многие соглашаются, думают, что есть капля крови по сравнению с таким сокровищем? Глупцы. Гоблинам нужна вся кровь. А капля требуется им только для того, чтобы распробовать вкус. Понравится – выпьют всего. Не понравится – сбросят в пропасть. Все одно, сгинешь, - Герда пожевала губу и вздохнула, - даже если откажешься от всех предложений. Мстительны гоблины. И злопамятны. Откажешься – запомнит тебя и будет мстить. Тебе. Твоим детям. Твоей родне. Вот и думай, что лучше при встрече: устоять перед искушением или сгинуть. Не к добру встретить гоблина на горной тропе. Не к добру. Потому не след искать с ними встречи, особливо когда на дворе их время.
Дети растерянно молчали, думая каждый о своем. Эль пытался понять, что бы он делал, если бы столкнулся на тропе со злым страшным коротышкой. По всему выходило, что самым правильным было самостоятельно прыгнуть в пропасть. Но тогда это было бы самоубийство. А духовник матушки все время твердил, что сие есть страшный грех. Подставлять семью тоже не хотелось, они же были не виноваты в том, что ты сам такой дурак, гулявший когда не надо там, где не надо. Но и быть выпитым досуха, а то и сожранным заживо тоже не хотелось. Куда не кинь – всюду клин. Он ожесточенно потер виски.
- И что, все гоблины одинаковые? Все обязательно пьют кровь? – вдруг существовала какая-то лазейка, Эль желал об этом знать. Герда помолчала, но мальчик терпеливо ждал ответа. Женщина явно нервно теребила ткань юбки и поджимала губы, словно боясь того, что сейчас произнесет.
- Нет. Не все. Есть среди них один, - старуха отложила в сторону веретено и прижала рукой прялку, заставляя ее замолкнуть. Потом перекрестилась и качнула головой, словно давая самой себе ответ на невысказанный вопрос, - Есть среди них один. Король. Король гоблинов. Ему кровь не нужна. Он питается не кровью. И не плотью. И каменьями да металлами соблазнять ни кого не будет. Но и на тропе случайно встретить его нет ни какой возможности. Король гоблинов сам выбирает себе добычу.  Сам выходит на охоту. Его нельзя отличить от обычного человека. Разве что росточком невысок. Да хром на одну ногу. А так, посмотришь – не признаешь. Он может представиться и купцом, и крестьянином, и вельможей. Силен не по-людски. Красив ликом. Кажется, обычный человек. Ни кто не знает, как он ищет себе жертв. Ни кто не знает, как от него уберечься. А он, как выберет, так и начинает ухаживать. Подарки дарить, знаки внимания оказывать, речи льстивые произносить – что тот кавалер. Глядишь, и жертва уже сама его ждет да скучает, на двор привечает. А он и рад стараться. Ходит себе и ходит, дары носит. Ждет, когда жертва сама к нему придет. Потому то Королю гоблинов не нужна кровь, не нужна плоть. Пьет он из жертвы своей мысли, чувства. А как жертва сама ему откроется, так и за душу примется. Глядь, а это уже не человек, а тварь бездушная, оболочка пустая. Все выжрет Король гоблинов, ни чего от человека не оставит. Тело лишь только. Чудище богопротивное, что по земле бродит, да покоя более не знает. Только служит Королю гоблинов, ищет ему новые жертвы. Хуже нет судьбы, как обратить на себя взор Короля.

Шли годы и столетия, народ позабыл про проклятие, а гоблины стали легендой, страшной сказкой, рассказываемой по вечерам у очагов, пока не родился в королевской семье мальчик, прекрасный, как солнце. Никто, конечно, не верил в древнюю легенду, лишь одна старая служанка, которая обучала всех остальных премудростям службы. Она и стала присматривать за мальчиком. Он рос обычным, ничего не выделялся, пока однажды не исчез в окрестных горах.
Вернулся юный принц другим - жестким, холодным, с глазами ледяными, как сталь. Все, кто его любил, постепенно начали опасаться, а потом и бояться его. Даже втихую поговаривали, что скорая смерть короля и всех наследников - его рук дело, однако никто не мог ничего доказать.
Юный король, жестко правивший в своей стране, стал великим завоевателем. Ему покорились все окрестные страны и государства и никто не смел поднять голову.
Вот тогда появились гоблины.
Вместо того, чтобы изгнать их, король принял под свою руку и отдал им не только все соседние государства, но и свое собственное. Такого никто не мог стерпеть, восстания поднимались одно за одним, короля пробовали убить, но безрезультатно - он был как заколдованный. Только одна старая служанка, бывшая его нянюшкой, могла к нему приближаться, да и то всех ее внуков держали в заложниках. Но что такое внуки, когда правнуков могут сожрать гоблины, как только ее не станет?
И когда король спал, она вонзила ему в грудь меч самого первого короля династии.
Но король умер не сразу. Он содрогнулся и открыл глаза, в которых появилось что-то человеческое. Он сказал только одну фразу: "Это не я..."
Как и предсказал Король гоблинов, на этом закончилась власть династии великих королей древности.
Много всего произошло потом. Гоблинов вновь свергли и они исчезли, но никто не знает, надолго ли.
Так что бойся ходить по горам, мой мальчик.
Если встретишь Короля гоблинов, он заберет тебя, сожрет твою душу и сделает своей игрушкой.
Бойся.

РАЗЫСКИВАЕТСЯ БОЦМАН НА «НЕПОКОРЕННЫЙ»

Имя персонажа: Герт Зул ("Северянин")
Возраст: 38-45 лет
Предполагаемая внешность: Elliot Cowan
Кем Вам приходится:  Боцман
Биография, характер, привычки и т.д.:
Не разговорчив, о прошлом его известно мало. Уроженец Варанги.
Характер тяжелый. Не сговорчивый, но с капитаном и старпомом "Непокоренного" нашел общий язык, после чего из простого матроса поднялся до боцмана. Капитан ему доверяет и часто берет с собой в самые опасные предприятия.
Место в сюжете: Совместные приключения, как в прошлом, где был совместный побег из плена, так и в будущем. Капитану смирно не сидится!
Пожелания: Не ограничивайтесь в фантазии на прошлое героя, оригинальные задумки приветствуются. Можем подумать вместе.
Связь: через форум

Квест «Призрачный театр». Акт 1 «Спектакль» (26 июля 1629 года)
Квест «Призрачный театр». Акт 2 «Пропажа» (27 июля 1629 года)
Квест «Призрачный театр». Акт 3 «Призрак оперы» (27 июля 1629 года)
Квест «Призрачный театр». Акт 4 «Охотники и добыча» (с 27 на 28 июля 1629 года)

Эпизоды доступны для чтения с аккаунта Читатель, пароль 1111, кнопка быстрого входа в меню "Читателям".

Неудивительно, что в конце концов актеры «Империкума» взволновались и решили проверить, что же там на самом деле происходит… И, как ни удивительно, не сговариваясь друг с другом, на одном и том же представлении очутились звезды театра Арло Уильям Росс, Джозефина Монтальер и актер второго плана Ромео Лорен. Уже странно, да? Дружно сделав вид, что не видят друг друга, звезды театра Арло принялись изучать происходящее на сцене – с профессиональной точки зрения, конечно. Поначалу представление вызывало лишь досадливое недоумение – и как такое убожество может привлекать зрителей? Хотя следовало признать, что кое-что вызывало и определенную зависть – как такой, с позволения сказать, театр может позволить себе запускать не только на сцене, но и в зале автоматоны?! Висельники, гидры и крысы выглядели вполне себе живыми и настоящими, но кто же поверит в их настоящесть?

А вот дальше началась чертовщина… Посреди спектакля вдруг поднялся сильный ветер (в помещении!), погас свет и актеры остались одни. Буквально одни – никаких соседей вокруг не оказалось, только троица служителей Мельпомены вкупе с театральным критиком, также решившим посетить этот спектакль. Потусторонние голоса, склизкие касания неизвестных созданий, странный детский голосок, требовавший развлечь ее и с пренебрежением отвергший развлечения с актерами… «Отвергнутые» очнулись на следующее утро в каком-то третьесортном кабаке, причем прислуга кабака утверждала, что они провели ночь, бухая в компании Цереры и Бахуса.

Но на этом история не закончилась. Добравшаяся домой актриса обнаружила письмо, от некоего господина, заставлявшего ее сердечко биться чаще, чем положено. Хоть место для встречи и было выбрано странно, однако она, конечно же, поспешила на встречу туда, куда ее пригласили – в «Призрачный театр»…
Некоторые чувства заставляют нас совершать глупости, не правда ли? Это Джозефина Монтальер прочувствовала на себе, ибо, конечно же, в театре не оказалась того, кого она ожидала увидеть. Однако там оказался некто, чьи слова вызывали необъяснимое доверие, но расспросы о ее окружении, в том числе в театре, в конце концов заставили актрису насторожиться.
Финал, вспоминая предыдущий день, оказался ожидаем – она потеряла сознание. Однако пришла в себя прелестная прима не за столом, а на столе. Буквально. Она лежала на столе, установленном на сцене «Призрачного театра», а вокруг были расставлены чаши и бутылки так, как будто некто решил подзакусить и главным блюдом назначил ее, мэтрессу Монтальер.

Однако очнулась она не одна – вокруг стола стояли ее партнер по сцене Уильям Росс, великий, хоть и своеобразный, поэт и драматург Оскар Суини и… А вот третьего персонажа мизансцены она должна была прийти в восторг. Ведь им оказался пресветлый пан Стефан Корфин-Закржевский, преподаватель Корпуса и исследователь. И по совместительству тот, кто якобы написал записку, заставившую бедную девушку отправиться в театр. Якобы – потому что тот, конечно же не писал. Выяснилось это, когда после спектакля, где должна была играть Джозефина, в театр пришла зареванная служанка мэтрессы и потребовала немедленно вернуть «свою голубку». У пресветлого пана и потребовала…

В результате пан Закржевский, мэтры Суини и Росс отправились разведать обстановку в «Призрачный театр», а служанка, пообещав кары небесные, в полицию. Актрису-то они, конечно, нашли, но вот около выхода их поджидали полицейские, которые явились к зданию вовсе не из-за записки, а из-за неоднократных жалоб на творящиеся в этот самом здании непотребства, включая наличие подпольного борделя. Вместо притона/борделя/опиумной курительной/воровского притона (и такой донос был) стражи закона обнаружили – нет, не актрису и ее спасителей и пыльный, полузаброшенный театр, заросший паутиной, каким он виделся до появления полиции, а следы Черной мессы.

- Инспектор... - фонарь в руке стоявшего рядом с Гаспаром Бертона качнулся, - глядите...
Поглядеть действительно было на что: в полосе света на пыльном, но относительно чистом полу откуда-то из глубины помещения тянулись четыре цепочки темных, липких следов. Бертон чуть приподнял фонарь, Гаспар смог рассмотреть темные грязные брызги на двух парах сапог и - прости господи! - розовых чулках, в которых пребывали вопреки ожиданиям мужские ноги. Были ли такие же пятна на юбках несшей что-то невнятное девицы трудно было сказать: в неверном свете фонаря трудно рассмотреть красное на красном.
Вспыхнули факелы на противоположной стороне помещения, видимо, Болт подал знак, и караулившие черный вход вошли внутрь.
- Инспектор! - голос Болта звучал почти истерически. Пламя четырех факелов выхватило что-то похожее на сцену или помост, затянутый черной камкой. На помосте стоял стол, видимо, накрытый - во всяком случае в неверном пламени мерцала посуда. Нет, не посуда. Вместо бокалов или стаканов между бутылок стояло несколько серебряных потиров и дискосов. А довершало картину перевернутое распятие из темного дерева, висевшее на стене позади стола. Гаспар мысленно застонал - только этого не доставало! Нет, нет! Будо же сказал, что тут просто притон. Сукин сын!
Один из стражников заглянул на стол и поспешно отпрянул назад. Его шумно вытошнило.
- Что там такое? - спросил Гаспар, сводя глаз со стоявших перед ним, заранее уверенный в том, что ответ ему не понравится.
- Чьи-то внутренности, - бодро отрапортовал Болт, - на блюде сердце... и кровь... тут целая лужа...
Гаспар едва не зарычал от ярости.
- Болт, отправьте человека к Ферану, немедленно! Скажите, что тут служили черную мессу. И позаботьтесь, чтобы никто не увидел этого... зрелища, пока начальник не прибудет, - да, все верно, пусть Феран сам решает, что делать дальше, а он на такое не подписывался.

Всех, конечно же, сразу арестовали и отправили в полицию на допрос, здание закрыли и оставили охрану.

Допросы не внесли никакой ясности – да и как можно что-то разъяснить, если никто ничего не видел? Однако инспектор Люк Гаспар припомнил стародавнюю историю, когда-то случившуюся в Арло.

Легенда о проклятом доме

- Вы у нас человек новый, - сколько бы ни прожил Феран в Арло, а раз не родился тут, то так и останется новым еще на долгие-долгие годы. - Не знаете, что дом этот проклятый. Там потому никто и не селился до этого барона, который помер двадцать лет назад. Он нездешний был, тоже ничего не знал. А мне дед рассказывал, тот крепко все помнил. В том доме почитай что лет сто назад семья жила. Отец с дитем. Девочкой маленькой. Мать у них померла, а мужик тот никого в дом и не взял больше, хоть и видный весь из себя красавец. Только слуга им прислуживал - старый, весь покореженный. То ли после пожара, то ли бревном зашибло, то ли такой и был. А потом в округе люди пропадать начали. Пропадали бы взрослые, особо не кипешились - море прибрало аль кто другой. А тут - дети, да еще из чистых кварталов. Поискали-поискали, да все дорожки привели в этот дом. Странно как-то, семья-то на хорошем счету. Вдовец благообразный, дите подрастает. Но решили проверить. Заходят, а там...
Гаспар поерзал на своем стуле, с трудом удержавшись от того, чтобы перекреститься.
- Все как дед рассказывал. И крест перевернутый, и стол черный. А за столом сидит барон этот. Перед ним на тарелке сердце живое. Он его вилкой так - тык! А оно бьется. Он еще раз - тык! А оно продолжает биться. Не успели все прийти в себя, как перед ними девочка возникла. Вся такая чистенькая, светленькая, в платьице беленьком. Ну чисто ангелок. И этот ангелок как кинется на ближайшего к ней человека. Зубами горло вырвала. На второго - тому сердце прям голой рукой!
Гаспар выдохнул, представляя, как все было и сейчас могло бы быть, и помотал головой.
- Всем до того страшно вдруг стало, что к двери ломанули. Даж одного чуть не задавили впопыхах. Решили потом дом этот поджечь, а подойти не могут - сразу ужас охватывает. Даже тех, кто там и не побывал. В конце концов пошел туда Властитель тамошний, то есть по тем временам тутошний, прадед получается, нашего маркиза. И что странно - дверь так себе спокойно открыл и зашел. Потом выходит и говорит: "Мол, все, нету демонов!". Оказывается этот барон душу демонам продал, как жена его померла. Не только свою, но и дочери. Даже слуг всех. Правда из всех выжил только тот, которые покореженный весь, остальные не выдержали - померли без души. Останки убитых вынесли и похоронили, дом потом освятили, но все равно в нем жить никто не хотел. А тел ни барона, ни его дочки, ни слуги так и не нашли, как Властитель и сказал.
Гаспар на всякий случай поправил воротник и, понизив голос, сообщил:
- Дед говорит - колдун он был. Вот и сумел справить с демонами. Только куда он их дел - не знает никто.
Ему очень хотелось добавить, что не они ли опять вернулись, но не посмел. Это свояку можно такое ляпнуть, но не шефу.

История историей, а вот кровь и сердца на столе оказались от двух свинок, купленных недавно на ферме Саймона, а серебряная утварь – украденной из церкви Сэ-Пэриш, а распятие – из церкви Вознесения Господня.
Допрос владельца фермы ничего не дал, следы якобы мессы тщательно убрали, дабы не дай бог в Арло не появились следователи от церкви или Протектората, церковную утварь вернули на место.
Все улики указывали, что основная цель была – напугать актеров. На том и порешили, и дружно позабыли о деле, отправив его в архив. Правда одна (если честно – не одна, но – кому оно надо, в таком деле копаться?) неясность осталась. Все допрошенные дружно утверждали, что они собственными глазами видели афиши «Призрачного театра». Однако никто, кроме них, эти желтые бумажки со странным текстом не видел. Так что и об этом стражи правопорядка постарались забыть.
Все закончилось, дело закрыто.

Правда через пару недель мэтр Росс и мэтресса Монтальер обнаружили в своих гримерках странное. На зеркала были прилеплены напечатанные на желтой дешевой бумаге афиши:

Афиши, которые никогда не существовали на самом деле...

Но к нашей истории это уже не относится.

Филипп фон Ротшальд, директор Морского корпуса Е.И.В.

Его Высочество Конрад Вертхольм фон Дейс, преподаватель истории и права, куратор ментатов от Протектората

Стефан Корвин-Закржевский, преподаватель математики, естествознания и артиллерийского дела

Гай Уго Д'Амиани, фехтмейстер (преподаватель фехтования, верховой езды, стрельбы и плавания)

Шон Фитцсиммонс, начальник охраны Морского корпуса Е.И.В.