|
[float=left] [/float]От администрации:
На остров опускается воскресная ночь… Просыпается еженедельный журнал. Доброго времени суток неспящие и те, кто любит рисковать, дожидаясь выпуска, несмотря на то, что утром рано вставать на работу! Ну что, пережили жару, которая завладела последним летним месяцем? Надеюсь, что у каждого из вас выдались приятные выходные около воды, либо же вы спасались иными средствами, не забывая, конечно же, отдыхать. Еще чуть-чуть и будем доставать из шкафов осенние пальто и сетовать на холода, вспоминая добрыми словами минувшие деньки. Надеюсь, что грядущая осень будет не менее насыщенной, чем все предыдущие, и что остров утонет в волне вдохновения, которое накроет вернувшихся из отпусков жителей с головой. Не лишним будет напомнить про приближающийся день рождения нашего общего дома; еще чуть-чуть и Вы увидите первые метаморфозы, связанные с датой в 5,5 лет Манхэттену. Это – большой срок, но несмотря на всю внушительность цифры, мы стараемся изобретать что-то новое и радовать тех, кто создает уют и неповторимую атмосферу вместе с нами.
Минувшая неделя выдалась спокойной и тихой – я надеюсь, что все просто решили дать себя отдохнуть, а не отписывать посты и не штурмовать стены фотошопа, пока есть на то возможность. И это похвально – я готова пожать руку тем, кто нежился в выходные под солнцем; а еще хочется пожать руку победителям опроса о киногероях в лицах жителей Манхэттена – поздравляю с новыми наградами, все отмеченные образы действительно достойны своих призовых мест!
Традиционно напоминаю так же о голосованиях, конкурс постов под музыку, объединенных темой потаенных страхов ждет голосов и откликов, ровно так же, как и ежемесячное голосование – найдите время, прочтите номинантов на звание лучших историй июля, их авторам будет приятен каждый из голосов. К концу подходит флэшмоб перевоплощений в героев мультфильмов, поэтому самое время запомнить пестрые наряды, заполонившие остров, и достать из собственного гардероба что-то на смену, ведь в начале следующей недели мы возвращаемся из омута сказки в реальную жизнь. Не спешите расстраиваться – и этот, и другие флэшмобы еще вернутся на наши улицы.
Впрочем, среди нас есть те, кому комфортней некуда в реальном мире – мастерам слова, способных атмосферой, воссозданной в своих постах, заставить поверить в подлинность сказанного даже господина Станиславского. И один из таких мастеров – Грант. Ох, как непривычно обращаться мне к тебе по этому имени и так официально, прямо с места, можно сказать, глав.реда еженедельника, но я постараюсь выдержать «марку». Ну, признайся, не ожидал? В этот раз уж точно не ожидал, я знаю! Поэтому с улыбкой во все свои тридцать два, я хочу отложить мегафон, вещающий на весь остров, в сторону, и обратиться к тебе от лица того, с кем ты переживаешь игровые эмоции из игры в игру. Мне дорог каждый из твоих постов, и я не устану тебе повторять, что ты достоин этой награды и любых других, подтверждающий, что твое имя – одно из горячо любимых и хранимых с трепетом в истории острова.
Трэвис и призраки прошлого [audio]http://pleer.com/tracks/4933761MnBc[/audio]
Призраки прошлого преследуют даже душевнобольных. Таких, как Грант. И гнилая проказа тянет свою лапу не только к душе, скупой и узкой, как щель в двери, но и к мозгам, спекшимся от бесконечных психотерапий, таблеток, электрошоков. Многие люди говорят странные вещи, мол, дурачкам хорошо живётся: смотрят цветные сны, пускают слюни, смеются без причины и не чувствуют всей степени тяжести реального мира. Бессовестное, наглое заблуждение – иначе назвать подобные слова просто невозможно. Грант видел кошмары. И видит их каждую ночь. Любой сон, какое бы содержание его не повествовалось через проекцию закатанных за веки глаз, настоящий кошмар. Это полная неизвестность, абсолютное неузнавание лиц на картинке беспамятства, полное отсутствие чувств к тем, кого Грант видит во сне. Он просто не знает, кто эти люди. Но почти каждую ночь, любой сон, каким бы он ни был на самом деле, заканчивается одинаково. Каждую ночь он садится за руль, поворачивает ключ в замке зажигания и слышит, как вздрагивает мотор автомобиля. Женщина, чьего лица он не видит во сне, кладет руку на его пальцы, сжимающие лепесток коробки передач на руле. Он поворачивается к ней, пристально смотрит, но не может рассмотреть ничего, кроме мутного, уродливо растёкшегося бледного пятна «от уха до уха». Незнакомка теплым голосом просит разрешения сесть за руль, потому что Трэвис слишком устал и недостаточно окреп после полёта. Грант отмахивается, с чувством детской непосредственности и нешуточной уверенности в себе, отказывается от столь заманчивого предложения, трогая автомобиль с места. И быть может, согласись он тогда поменяться местами, всего, что происходит с ним сейчас, даже не случилось бы. Его безумие осталось бы жалкой и неудачной попыткой зачатия, закончившейся мусорным ведром. Но нет.
И неизвестно, есть ли это сновидение – истиной, случившейся в тот злополучный вечер, или всё это, творящееся во сне – исключительная и виртуозная игра больного воображения бывшего астронавта. Странно, что ему не снится космос. Абсолютно. Совсем. Только это размытое лицо, словно перед ним сидит не живой человек, бывший когда-то настолько близким, что память о нём отчаянно сражается с пустотой, а тряпичная кукла, недоделанная до конца и брошенная в коробку «на потом».
И каждый раз, конец одинаков. Картина бесконечной прямой дороги, с усыпляющими белыми полосами разметки, заканчивается невнятной мазнёй. Словно кто-то пролил на мольберт воду, и хлипкие акварельные краски поплыли невнятным рисунком, уничтожая шедевр реальности. Дорога съезжает куда-то вниз, яркие фонари, освещающие трассу в сумерки, взмывают ракетами вверх. Грант только видит себя со стороны, падающего на руль и расползающегося на влажные лохмотья испорченного полотна художника. И просыпается в тот же момент с тяжким вдохом, словно всё это время, он смотрел своё персональное кино не смея вдохнуть. И тут же появляется липкий страх - а что, если в следующий раз я не проснусь от удушья?! А после накатывает невероятная слабость. Такая, что едва ли хватает сил стащить с себя мокрую насквозь футболку и доволочиться до ванной. Чтобы умыться, съесть горсть спасительных таблеток, запить теплой водой из-под крана со вкусом ржавчины, и потом полчаса вести беседы со своим отражением в грязном зеркале, покрытым белёсой известью. Собеседник в нём, кстати, весьма неплох. Но страшен, как смерть и искажён гримасой болезненного пареза. Это его…портит.
Грант отдёргивает руку так, словно только что к его костяшкам прислонили раскалённую сковороду. Он пытается скрасить этот резкий и отталкивающий жест, сжимает руку в кулак и кладёт ладонь чуть поодаль. Он не хочет обидеть Иверсен своим поведением и едва ли успевает понять это прежде, чем сделать. И виной тому не страх малознакомой женщины, а элементарное расстройство моторики. Сложно смотреть на то, что держишь в руках. Психику этого человека можно изучать годами и находить в ней много новых открытий, едва ли доступных ученым умам. Он не может смотреть на фотографию, держа её в руках, телефонный звонок превращается в настоящий вызов для поражённого разума, он беседует с отражением, переступает порог боком, не может находиться в замкнутом пространстве и боится сесть за руль. У него дислексия, так что прочитать и набрать номер телефона Иверсен было не простой задачей сегодня, а меню здесь он просто знает наизусть. Сколько официантов и сколько раз монотонно зачитывали ему перечень алкогольных напитков и закусок. Получали чаевые, а Грант силился запомнить, но всё равно забывал. Только единственный вкус пива, название которого задержалось под коркой, он знал здесь наверняка. Оно было слишком ярким, вкусным и до безобразия приятным. По той же самой причине ему удалось без труда запомнить имя женщины, сейчас сидящей напротив. — Пустяки. — Трэвис тянет кривую улыбку, опирается локтями на стол и задумчиво наблюдает за Андромедой. И нельзя сказать, что он любуется. Взгляд, скорее, сконцентрировано изучающий. Грант силится запомнить детали. Выразительные глаза глубоко посажены на лице, кончик носа курнос и обаятелен, губы слишком живые, кажется, что они живут отдельно от её лица и улыбаются так странно, так по-датски, так по-иностранному. Её голос мелодичен, она наверняка хорошо поёт, но стесняется этого. Странно, почему. В нём есть лёгкая хрипотца – приобретенная, не врождённая. Когда-то она громко кричала, или была простужена. Но скорее первое. Громкий и отчаянный крик человека закладывается мимической морщиной на коже – её Грант тоже замечает и хмурит брови, словно силится повторить этот жест, искажающий миловидное лицо Иверсен. Его понимание людей, их узнавание и привыкание к ним – иное. Андромеде стоит с этим смириться. Или больше никогда не перезванивать ему снова.
Время покажет.
А еще, кто-то нанёс ей непоправимую обиду, сильную боль. Физическую или эмоциональную – не известно. Этого Грант различить не может, зато он видит её глаза куда глубже, чем другие, нормальные люди. Недавно он читал статью в журнале, написанную известным британским фотографом. Слава о нём разошлась по миру после громкой фотосессии, где мастер демонстрирует безупречную схожесть человеческой радужки со вселенной, горами и небом. Цвет и фактура до безобразия одинаковы. А кто знает вселенную лучше, чем астронавт?
— У… тебя отличный вкус на пивные закуски. — Задумчиво отвечает Грант после непродолжительного молчания. Нет, оно отнюдь не неловкое. Он молчит ровно столько, сколько положено, пока дама возится с меню. Приглаживает ладонью оттопыренный ворот рубашки и закуривает сигарету, а после – неловко улыбается, когда Андромеда делает это первой. Он вежливо отвечает.
А потом беседа заметно расходится. Датчанка имеет удивительное свойство раскрепощать психически нестабильных людей. И это ведь неудивительно, учитывая её необычную сферу деятельности, о которой Грант, пока, не подозревает. Они улыбаются, сидя за столиком у окна, друг напротив друга. Грант машет куриным крылышком, рассказывает что-то, Андромеда охотно отвечает и делится с ним секретами своей жизни. Со стороны беседа похожа на непринуждённое воркование на первом свидании. От прежней скованности нет и следа. Пиво пьётся, а пустые рюмки выстраиваются в ряд на краюшке стола. Официанты только и успевают их забирать. Градус растёт, от чего становится еще проще. Трэвис не чувствует скованности, ему нравится женщина, сидящая напротив него и, впервые за долгое время, он ощущает настоящий комфорт.
По полупустому, но вместе с тем, шумному залу раздается заливистый смех. Обоюдный. Грант ловит полупустой пивной стакан, демонстрируя феноменальную реакцию подпитом состоянии, встряхивает ладонь, облизывает пальцы от липкого стаута. Андромеда краснеет, суетится, извиняется, гваздается в соусе, чем вызывает неподдельный восторг своего собеседника. Она не пьяна, она слегка захмелела и от того стала вдвойне симпатична. На бледной коже, пораженной грубым отпечатком усталости и жизненных тягот, - а у кого их нет? – проступает застенчивый розоватый румянец. Он придает ей свежести, нежности и загадочности. Заставляет думать и делать так, чтобы румянец этот с выразительных скул не пропадал. В глазах появляется блеск, а он, как дорогой самоцвет – дорогого стоит. Гранту невдомёк, что это всего лишь алкоголь, так дайте же ему насладиться очередной иллюзией в его голове. Он охотно соглашается на прогулку, просит счет и быстро платит, не считая. Хватит с запасом. А сдачу – не забирает. Просто забывает о ней.
Вечерний Нью-Йорк прекрасен. Невзирая на всю его перенасыщенность людьми, несмотря на грязь, неубранные улицы, загазованность и пробки. Вечером буднего дня здесь не так уж и людно, машин и подавно, меньше, а воздух полон весенних ароматов и так приятно отдаёт талым снегом и сырой, проснувшейся почвой. Словами описать этот запах нельзя. Его нужно любить и чувствовать. А если он пропитан ароматом знакомых женских духов? Не спрашивайте. Грант накидывает на женские плечи свою куртку, берет Меду под руку и идет рядом, пыхтя сигаретой и старательно перешагивая через разрезы узорчатой плитки. Она задает простой вопрос, но он с ответом не торопится, а только задумчиво хмурит брови. Ловит за руку оступившуюся спутницу, под звонкий клаксон проносящегося мимо такси.
— Я не помню. Когда-то, наверное, был. — Чистосердечно признается в том, в чем уверен наверняка. Он – не помнит. И, поверь, таких ответов ты услышишь еще много. От «любимого цвета» до «бабушкиной стряпни». Вся его память – одно сплошное «не помню». Как решето. — А по-моему ты отлично справляешься. — С трудом перебирая языком и попадая в «нужную букву», Грант отвечает и широко улыбается, смеется в унисон, потому что весело, поедает глазами захмелевшую Иверсен, жадно проглатывая каждую её эмоцию и каждый взгляд. Скупой на чувство, он слишком аккуратен и внимателен к чувствам других и впитывает их, словно губка. — Серьезно! Я давно так хорошо не проводил время. — Очередное откровение, легко спорхнувшее с его губ под безоговорочной властью алкоголя. Господи, да сколько же они выпили? — Я возьму. — Серьезно? – отзывается внутренний голос в голове, да так громко, что Трэвис невольно вздрагивает, как от ощутимого укола. – Возьмёшь её с собой, Трэвис Грэгори Грант, ты не шутил? А ну ка повтори еще раз. — Да, я не шучу, возьму! — Доказывая скорее самому себе, чем кому бы то ни было еще, Грант повторяет только что сказанное с особой решительностью. Пьяно тянет почти докуренную сигарету и ловко выстреливает ею куда-то в клумбу. — Но… не сегодня. — На выдохе добавляет он. Капелька разочарования не помешает обоим. — Мы просто туда не доедем. — Констатация факта – ни больше ни меньше.
— Эй, подожди…— Он опережает Андромеду на два шага, разворачивается спиной вперед, выставляя ей на встречу руки. Останавливаются оба. — Подожди…стой...ну хочешь, поедем. — Он пожимает плечами так безразлично, словно Вегас – это соседний район. Словно и нет внутри него никакого заточения, словно неважно, что дальше трёх-четырех кварталов от своего дома-убежища, он ни разу не уезжал за последние полтора года. Для неискушенного суровой правдой человека, куда важнее сейчас потухший взгляд Иверсен и её внезапное, завуалированное расстройство. — Возьмем билеты… на самолёт… на ближайший рейс? — он продолжает бесплотно осыпать её глупыми вопросами. — Два-три часа…и мы в Неваде. Арендуем старый форд, тот…что подешевле и рванём играть в рулетку… до дырок в карманах. — Очень проникновенно. — А знаешь, там, кажется, рядом Большой Каньон. Хочешь, махнём туда? — Грант слегка пригибается, пытается поймать её глаза под густой рыжей шевелюрой. — Возьмём пивка, твоих крылышек с этим…как его..соусом… вытянем ноги на старом капоте и будем любоваться. — Короткий взгляд на наручные часы, которые он носит исключительно «для вида». На стрелках непонятное время, рядом со стрелками – неизвестная дата. Но он всё равно отвечает. — Успеем до рассвета.
Как ребёнок…
Meet the seventh
|
|
[float=left] [/float]От соигрока:
Когда хочется сказать так много, слова как назло исчезают. Виной тому вино, распитое мною в компании друзей (разделяющих, кстати говоря, мои восторги по поводу всего, что ты создаешь в рамках Манхэттена) и неудобная клавиатура телефона, на которой я печатаю все это для тебя. Мне все еще не верится, что ты полноценно вернулся в игровой строй – ты так долго пропадал в омуте реала, что мне на мгновение показалось, что я тебя теряю. Вот пропустишь ты очередную чистку, не появишься в строке он-лайна в нужный момент – и все, потеряется та ниточка, связывающая нас с тобой. Но нет, то уже не ниточка (за почти два, а то и три, не могу сейчас сосчитать точно годы игры плечом к плечу), то – крепкий узел, который никому не под силу разорвать. Вопреки нечастым, но бывалым в нашей жизни обидам, недопониманию, вопреки обстоятельствам, тянущим прочь от тех историй, что мы создаем вместе, ты и я возвращаемся, садимся перед страницей текстового редактора и начинаем творить… Точнее, ты начинаешь вдыхать в меня жизнь – бывали моменты, когда я чувствовала себя абсолютно пустой внутри – нет ни единой идеи, ни единого слова, ни-че-го; и ты умудрялся сделать так, что я находила в себе силы творить, писать, переживать впечатления через своих героинь, связанных Судьбой с тобой. Я не знаю, как у тебя это выходит, но ты действительно маг слова, чародей, которому подвластны те струны человеческой души, затрагивая которые, их обладателю хочется дышать полной грудью и творить. А еще, ты - мастер перевоплощений. Я знаю, насколько тебе дорог образ Матиаса и не нужно даже рассуждать в сотый раз о том, как наша история выворачивает душу наизнанку и заставляет за один присест выкуривать три-четыре, а то и половину пачки сигарет; и ты прекрасен в этом образе. Но сегодня, и еще шесть дней после, ты будешь приветствовать всех гостей и жителей острова из шапки именно от лица Гранта – от лица персонажа, в которого я уже влюблена окончательно и бесповоротно, и дело не во внешности, от которой у меня волны мурашек, а в том, как ты подаешь сложный и многогранный образ астронавта-американца, имевшего все и все вмиг потерявшего. Когда я читаю твои посты за Трэвиса, у меня на язык оседает привкус техасской пыли и кукурузы, мне хочется очутиться в тех местах, где рос твой герой, и дышать тем же воздухом, которым дышал он – быть может так мне удастся стать хоть на малую долю столь же талантливой, как ты, столь же чутко чувствующей образ, который прописывала в анкете и держала в своей голове?.. Мне действительно приятно говорить о том, что я – тот счастливчик, играющий с тобой, создающий все новые и новые истории. Обещай, что их количество будет увеличиваться, и мы не растеряем той особой химии, творящейся между строк. А я могу пообещать, что поддержу тебя во всех начинаниях и всегда буду рядом; буду дарить тебе вдохновение и всю ту теплоту, которая есть в моем сердце. В благодарность за твое внимание, терпение и те невероятные вещи, которые воплощаются в жизнь только благодаря тебе.
Поздравляю, мой герой, мой безумец, поцеловавший Луну. Это неделя – твоя по праву, поэтому наслаждайся каждым ее мгновением. |
Эпиграф в стиле tumblr (перевод windymind)
[/float]
[/float] 
+
+ 
= 
= 
= 
= 
[/float]
[/float]
= 
= 
= 
= 
=
= 
[/float]
[/float]
= 
= 
= 
= 
= 
= 
= 
